Небесный остров

Потом навалились дела, он увлекся, забыл о чужих семейных проблемах. А к вечеру к нему секретарша с приказиком: уволен по сокращению штатов. Число сегодняшнее и размашистая подпись Вадима.

– Батя домой просто серый пришел, – тихо говорил Женя. – Нам с мамой ни слова не сказал, разделся, сразу лег, подушкой накрылся. Мать к нему: «Веничка, что случилось?» А он к стене отвернулся. А на следующий день встал, как обычно, в семь. Душ принял, зарядку сделал, позавтракал, в костюм оделся – все молчком. А в восемь, когда на работу выходить, на стул в кухне опустился, голову на руки уронил. И на глазах слезы… Тогда только и рассказал нам с мамой.

У Евгения и у самого глаза повлажнели. Хотя он и старался, чтоб лицо было невозмутимое и голос бодрый. Продолжил:

– Мы с мамой его утешать стали. Мол, чего переживать, если Вадим твой дурак и подлец, все ты ему правильно сказал. И работу давно бросать пора. Шестьдесят лет исполнилось, значит, пенсию заслужил. Тем более зарплата – кошкины слезы. А отец, святая душа, Вадима еще и защищал: мол, сорвался человек, сегодня извиняться прибежит. И переживал очень: как же тот, без его помощи, с институтом справится. Только Вадим Андреевич каяться и не думал. Отца моего из жизни вон, а с Виолеттой своей вообще в открытую стал встречаться. Сам видел их однажды в ресторане. – Женя скривился. – Ну и картина! Он, седой, лицо в морщинах, взгляд какой-то затравленный – и она. В мини, мэйкап – как у шлюхи. А замом своим вместо папы, – в голосе Евгения явственно зазвучала ненависть, – Вадим Андреевич Эдика назначил. Знаете, кто это?

Он замолчал и сурово сдвинул брови.

– Знаю, – кивнул Полуянов. – Сводный брат Виолетты. Шустрый молодой человек. И, говорят, очень талантливый. Над докторской диссертацией работает.

– Это он сейчас обтесался, – усмехнулся Женя. – А пришел когда в институт – все стонали! Из проблемной семьи, отца никогда не видел, мать – алкоголичка, повадки шпаны дворовой. Коллектив в ужасе был, заявления на увольнение несли пачками. А Вадим Андреевич никого и не удерживал. Как папа говорил, закусил удила.

Отец абсолютно не сомневался, что Институт моря его любимый, солидное научное учреждение, развалят – и года не пройдет. Очень страдал из-за этого. Его и развалили – в смысле, науку. Зато потихоньку начали процветать, как коммерческая структура. Эдик оказался неплохим менеджером. Это все его идеи: научный ботик сдать в аренду, открыть на территории коммерческий пляж, кафе, ночной клуб. Сотрудники, с кем папа отношения поддерживал, хвалились – новая жизнь наступила, зарплаты подняли. А отец переживал. Не из-за денег, конечно. Что потерял все разом – и работу, и друга. И веру в людей. А дальше…

С Вадимом Андреевичем Соловец больше не виделся. Но с его женой продолжал общаться. Кому еще несчастную женщину поддержать? Пусть со здоровьем у той наладилось, зато душевное состояние было кошмарное. Тем более что вел себя муж нарочито жестоко. Скрываться даже не пытался – Виолетта открыто звонила ему домой, и на свидания он собирался на глазах у жены. Наглаживал рубашку, прихорашивался перед зеркалом. Подарки, что своей зазнобе покупал, жене показывал, интересовался:

– Как думаешь, понравится Виолочке?

А уйти Гале некуда было. Заикнулась, чтобы квартиру разменять, Вадим отрезал: «И не подумаю!» Сбережений собственных у нее никаких, детей нет, а работать она перестала больше двадцати лет назад, когда инвалидность получила.

Жаловалась Соловцу:

– Вадим мне вчера сказал, словно бы между делом: «Правы были спартанцы, когда инвалидов со скалы сбрасывали».

Вениамин Аркадьевич (пусть жизнь прожил, но с жестокостью людской не смирился) с жалостью смотрел на женщину. Искренне хотел ей помочь. Советовался от ее имени с юристом – на каких условиях возможен развод? Но тот его огорчил: когда одна сторона не согласна, дело чрезвычайно осложняется. Если квартиру разменивать по суду, процесс может на много лет затянуться. Алименты на содержание нетрудоспособного иждивенца, конечно, взыскивать будут, но Соловец прекрасно знал, что зарплата (официальная, в ведомости) у Вадима Андреевича мизерная. Да и сама Галина, пусть и говорила постоянно, что не может жить под одной крышей с предавшим ее человеком, уходить, похоже, не хотела. То ли ждала, что супруг одумается. Или боялась просто остаться на старости лет со всеми болячками одной и без копейки.

И однажды (месяца через два после увольнения Соловца) пришла ей в голову идея отправиться к разлучнице. «Поговорить с ней. Убедить, чтоб отступилась. А не получится – хотя бы в глаза ее бесстыжие посмотреть».