В любом случае, подходить на глазах бугаев к «желтому дому» будет неразумно.
Полуянов начал как можно незаметнее отступать. Охранники его не увидели, и, похоже, вылазка завершалась удачно. Уже и забор со спасительным дубом показался… Но вдруг в звонкой тишине утра по нервам ударил голос:
– Стой!
Надя проснулась с четким ощущением, что ей нечем дышать, она умирает. Вдохнула глубоко, еще не разлепляя век, и сразу закашлялась. Воздуха в помещении, кажется, совсем нет. Только звук его заполняет – противный, тонкий. Да это ж ее телефон!
Девушка с трудом открыла глаза, рывком села на узкой кровати, осмотрелась. В комнате царит полумрак, шторки задернуты, дверь закрыта. Соседняя койка аккуратно застелена – Полуянов так сроду убрать постель не сможет. И она даже не примята. Значит, и не ложился. Сбежал куда-то. Может, он и телефонирует?
Надя схватилась за мобильник – тот продолжал трезвонить. Однако номер на определителе высветился незнакомый.
– Да? – крикнула она в трубку.
– Надя, это ты? – прозвучал голос Жени.
В первую секунду она растерялась. Потом, конечно, вспомнила: ну да, Женя, фотограф. И, будто из тумана, выплыли воспоминания: они с Димой пытались с ним встретиться. Поехали к нему в Геленджик. Вчера. Как давно это было!
– Я тебя разбудил, наверно, – покаянно произнес Евгений. – Извини, но мне сказали, ты меня ищешь…
Надя взглянула на часы: восемь утра. Проспала она два часа. Голова тяжелая, все тело ломит. И Димки рядом нет. И вообще ей сейчас совсем не до провинциального фотографа.
– Надя, у тебя все в порядке?
– Д-да, Женя, я рада, что ты позвонил… мы хотели, – в душной комнатке даже губы шевелились с трудом. К тому же Митрофанова после безумной ночи и резкого пробуждения никак не могла сообразить, что молодому человеку сказать? Мы хотим тебя видеть? Но тогда придется объяснять, кто есть Полуянов и где он работает…
Однако говорить ничего не пришлось. Евгений произнес – и голос его звучал озабоченно:
– Вы с Димой можете прямо сейчас приехать ко мне?
– В редакцию?
– Да нет, конечно! – досадливо откликнулся он. – Туда нельзя. Приезжайте в то место, что я тебе показывал. Поняла?
– В забро…
– Именно, именно туда, – перебил он ее. – Как можно скорее. И обязательно вдвоем.
Безапелляционный Женин тон начинал ее раздражать.
– Как я Диме это объясню? – буркнула Надя.
Имела в виду, как она объяснит Полуянову, что уже бывала в заброшенном санатории, да еще с другим мужчиной. Но Женя понял ее вопрос по-своему:
– Скажи Диме, что он не пожалеет. У меня для него есть сенсация. Просто сумасшедшая.
И положил трубку.
Надя досадливо отбросила телефон. Ох, до чего ей плохо! Плечи ломит, голова болит, хочется в душ, в море, смыть с себя вчерашние беды – да и грязь с пылью. Она ведь – стыд и позор! – рухнула в постель, в чем была.
Но где взять полотенце? Шампунь? И куда подевался Полуянов?! Хорошо, если он просто отправился за кофе, новой одеждой и прочим необходимым. Но вдруг с ним случилось что?
К счастью, долго нервничать не пришлось – Димка, легок на помине, ввалился. Ну и видок! Куда хуже, чем вчера. Футболка разорвана, на щеке царапина, шорты зазеленил.
– Ты где был? – кинулась к нему она.
– Проверял одну версию. Потом расскажу. – Внимательно взглянул на нее: – Ты сама как?
– Да так себе. Даже хорошо, что здесь зеркала нет, – слабо улыбнулась Надя.
– Но выглядишь очень неплохо, – фальшивым тоном произнес Полуянов.
– А еще мне Женя позвонил. Только что, – доложила она.
– И что?
– Просит встретиться. Прямо сейчас.
– Где?
Митрофанова виновато уставилась в пол. Эх, как бы половчее объяснить Димке, откуда она знает, где искать заброшенную турбазу…
Повезло ей, что Полуянов ревнивец, конечно, но все-таки не Отелло. Скандал не закатил, упреками ее осыпать не стал. Когда выслушал ее рассказ, лишь вздохнул:
– Я, значит, на работу, а ты мне про экскурсию наврала, а сама побежала на свидание! Ох, ветреница.
– Но мы правда ездили на водопады… к дольменам, – оправдывалась Надя, нещадно краснея.
– Ладно, ты девушка свободная, – отмахнулся журналист и на этом мораль читать закончил.
Вот негодяй! Раз ее назвал «свободной», значит, и сам считает, что волен, как ветер. А то, что они уже столько лет делят кров и постель, легко поправимая мелочь. Но не спорить же с ним – тем более когда сама не права.