Начал было простукивать стену, но Николай фыркнул:
– Сдавайся!
И аккуратно снял плафон с настенного бра.
На первый взгляд под ним ничего, одна лишь пыльная лампочка. А рядом с ней вместо обоев оказалась точно подобранная по цвету ткань. За нею небольшое углубление. Оттуда программист и извлек пыльную потертую флягу. Отвинтил крышку, понюхал, объявил:
– Коньяк! Зуб даю: неплохой.
И добавил задумчиво, печально:
– Вот и все дедово наследство.
– Нет уж! Это ты пить не будешь! – Кэти попыталась вырвать у него флягу.
– Отстань!
Николай отстранил жену. Сделал щедрый глоток, закашлялся, с трудом вымолвил:
– Хорошо настоялся!
И передал емкость Полуянову.
Дима с неприкрытым восторгом произнес:
– Потрясающе!
– Пробуй, – строго приказал Коля.
Дима глотнул. Ох, ядреный! Машину точно придется оставить здесь и возвращаться пешком.
Вернул флягу внуку. Заглянул в тайник. Прощупал полость – нет больше ничего. С азартом охотника спросил:
– А еще где-нибудь тайники есть?
– Больше мне дед не показывал, – вздохнул Николай.
Хитро взглянул на Диму и добавил:
– Но я, конечно, и сам искал. Интересно ведь! И нашел – правда, только один.
Кэти, мимолетно отметил Дима, метнула в своего милого не то что недовольный – просто уничтожающий взгляд. Но тот будто не заметил. И повел всю компанию в гостиную. Снял со стены картину – фотографическое изображение парусника. Вытащил из-под стекла. Протянул Полуянову, велел:
– Ищи здесь!
Журналист повертел фотографию в руках. Вдохнул многолетнюю пыль. Чихнул. Растерянно взглянул на Николая – тот сиял.
Дима продолжил осмотр: море, горы, закат, корабль. Паруса под порывом ветра надуты. И один из них – чуть более выпуклый, чем остальные.
Журналист осторожно поддел его ногтем. И белая, точно подобранная по оттенку бумага легко подалась! Под ней обнаружилось нечто вроде кармашка, по площади со спичечный коробок. Был он пуст.
Дима внимательно взглянул на собутыльника:
– Здесь что-нибудь было?
Тот на долю секунды замялся.
Американочка же с неожиданным пылом откликнулась:
– Нет. Not at all![6]
Николай еле заметно пожал плечами.
– Странно, – мгновенно парировал Полуянов. – В первом тайнике оказалась фляжка. А здесь, ты говоришь, ничего?!
Он не сомневался: в полости под изображением паруса явно имелось нечто. Парочка легко себя выдала. Но что? Давить, только давить! Николай, кажется, готов признаться, а американка здесь вообще в гостях, нечего ей командовать!
И Дима начал плести:
– Думаю, что-то совсем фантастическое он здесь хранил. Иван Петрович, земля ему пухом, вообще-то изрядный фантазер был. У нас на причале над ним всегда посмеивались. Лодку свою деревянную на четыре замка запирал. Его подкалывают: кому, мол, твоя рухлядь нужна? Ее и бесплатно не возьмут. А он все равно, пока цепями свою посудину не опутает, с причала не уйдет.
– Вот и я говорю, – буркнул Николай, – несерьезно!
– Молчи! – вновь цыкнула на него Кэти.
Но муж ее уже полез в карман летней рубашки. Вытянул сложенную вчетверо бумажонку.
– You’re nuts![7] – пригвоздила американская женушка.
Однако тот лишь отмахнулся. Протянул листок Диме. Тот жадно уставился на две строчки:
44.353069
38.475655.
Изумленно взглянул на Николая. Пробормотал:
– Похоже… на координаты места?
– Именно, – усмехнулся программист. Весело взглянул на подругу, произнес: – И я их уже прогуглил. Это в море. Километрах в пяти от Приморска и в двух километрах от берега.
– Но что там может быть? – задумчиво произнес Полуянов.
– Кэти утверждает, что клад, – усмехнулся программист. – Романтична не по-американски!
– По-моему, в Черном море пиратов не было, – пробормотал Дима.
– А если даже были? Дед, что ли, из моря бутылку выловил с посланием?
– Бумага современная. И даже не пожелтела, – отметил журналист. – Да и координаты, извините, нынешние, эпохи гугла. Раньше по-другому записывали: широта в градусах, минутах, секундах. И долгота – так же.
– О! Ты тоже Жюлем Верном увлекался! – с уважением молвил Николай Диме, а затем нежно похлопал американочку пониже спины. – Однако Кэти большие планы строит. Она ж у меня дайвер, на пятьдесят метров опускалась. Но говорит, что и на километр сможет – там, наверно, не меньше?
– Не меньше, – согласился Дима. – И еще метров с двухсот начинается, как говорят, мертвая глубина. Никакой жизни, сероводород.