Небесный остров

– Почему?

– У нас в институте все корпуса после ремонта. А Эдикова лаборатория на отшибе, ее пока в порядок не приводили. Цыплячья такая штукатурка, вся облезлая. Вот я и придумала: «Желтый дом».

«Да, – подумал Полуянов. – Действительно интересный человек».

…Мимо «Ауди» проследовала компания парней. Вида воинственного, говорили нарочито громко. Полуянов слегка напрягся. Однако самый горластый, по виду главарь, дружески им помахал. Крикнул:

– Привет, Виолка, как жизнь?

– Не дождешься, Бугай! – весело откликнулась красотка.

А Полуянов пробормотал:

– Обширный у тебя круг знакомств!

– Да я ж выросла здесь! – хмыкнула она.

И любовно погладила руль новехонькой машинки.

– Рада, что вырвалась? – спросил Дима.

– А то. – И пожаловалась: – Мамашу, вон, тоже хочу отсюда перетащить, хотя бы в квартиру, но уперлась старушка. Тут у нее собутыльники, свобода.

«Вроде расслабилась девушка», – подумал Полуянов.

Но тут, очень некстати, у Виолы мобильник зазвонил. Полуянов успел рассмотреть на определителе: «ЭДИК». Отвечать Виолетта не стала, но сразу опять напряглась, ладошками в руль уперлась. Сухо произнесла:

– Все, Дима. Я тебя предупредила, а дальше ты уж сам думай. И за мной не ходи больше.

Завела свой лимузин, лихо развернулась, помчалась обратно в гору, затормозила, едва не снеся бампер его «Приоры». Угрожающе велела:

– Выходи. Ну?!

– Позвони мне, пожалуйста. – Полуянов протянул ей визитку.

– Никогда, – отрезала она.

Так он и остался стоять – в облаке пыли, что подняли ее покрышки, и с собственной карточкой в руке.

Ничего толком не узнал.

И в Институт моря не попал.

…Дима купил в кособоком магазинчике бутылку воды. Вышел, закурил. В раскаленную машину лезть не хотелось. Присел на парапет. Задумался.

Пока что командировка выходила точно в соответствии с теоремой Стокмайера: «Если кажется, что работу сделать легко, то будет непременно трудно».

Все неладно. Автор письма в газету мертв. Родители погибшей молчат. Хозяева пляжа, где случилась беда, нахально утверждают: их вины в том нет. Свидетелей толком тоже нет.

Поневоле вторую часть теоремы Стокмайера вспомнишь: «Если на вид работа трудна, то выполнить ее абсолютно невозможно».

И все же Дима сдаваться не собирался. Однако планы на сегодня слегка изменил.

* * *

Двор дома, где некогда проживал пенсионер Крамаренко, оказался на этот раз абсолютно пуст. Единственная, очень древняя, старуха на лавочке восседала. Подставила морщинистое лицо солнцу, редкие зубы в ярких лучах совсем черными кажутся. И бормочет что-то про себя. Журналист подошел поближе, не без труда разобрал: «Думали: я? Я следующей буду? А шиш вам! Не дождетесь!»

Вот сразу и тема для беседы появилась. Приблизился к бабке, гаркнул в самое ухо:

– Когда Крамаренко-то хоронят?

Древнее создание с неудовольствием оторвалось от своих медитаций. Неприязненно взглянуло на Диму. Буркнуло:

– Чего орешь?

Он безропотно понизил голос и повторил вопрос.

– Што-што? – приложила руку к уху бабуся.

Полуянов только рукой махнул. Подождать надо, пока во дворе кто-нибудь более дееспособный появится.

Но отойти не успел – старушенция откликнулась (в надтреснутом голосе зазвучали нотки превосходства):

– Вот сейчас, внучок, сейчас и хоронят. Все на кладбище и поехали!

Да уж, действительно провинция. Как в песне поется: «И навеки провожают всем двором».

Взглянул на часы: полдень. Процесс в самом разгаре, наверно.

И налетел на бабуленцию с новым вопросом:

– А поминки где будут, тут? Или в кафе каком-нибудь?

Мутная пелена в глазах старой женщины рассеялась. Окинула его внимательным взглядом, поинтересовалась, почти заботливо:

– Тебе, милок, что ли, выпить надо?

Полуянов принял скорбный вид:

– Не, просто попрощаться с Иван Петровичем хотел. Ну и помянуть, конечно.

Уже и легенду на ходу придумал: мол, знакомы по причалу, вместе по ставриду ходили. Но врать не пришлось. Бабка отчего-то прониклась к нему участием. Махнула клюкой в сторону подъезда, посоветовала:

– Так ты пойди, пойди в квартиру к нему. Там люди есть, кутью готовят, все, что положено. И рюмку тебе нальют.

Полуянов так и поступил. Вошел в подъезд, вдохнул, как и три дня назад, ароматы кошачьей мочи и сырости. Мимолетно подумал о бренности бытия. Ехал в командировку по письму. А оказался на поминках по его автору.