Олег вспомнил несчастное лицо матери, как у овцы на заклание. Жалость и раздражение проскребли душу. Но ненадолго. Он не мог ни на что переключиться. В его организме, как в компьютере, были нажаты одновременно все кнопки: и пуск, и стоп, и запись, и память. Мигали лампочки тревоги: внимание, опасность. Но уже шел раскрут. Сейчас все взорвется.
Подошел троллейбус. Олег втиснул себя в человеческие спины. И сам для кого-то стал спиной. Как много людей. И почему судьба выбрала именно Ирочку — такую молодую и совершенную, созданную для любви? Какой смысл? Никакого. Судьба — скотина. Она тупо настаивает на своем. Но он, Олег, сам сделает свой выбор. Если Ирочка умрет, он не останется без нее ни минуты. Он уйдет с ней и за ней. Как тогда, на театральной лестнице. Вместе. За руку.
От этой мысли стало легче. Это все-таки был выбор. Какая-то альтернативная программа.
— Пробейте мне билет, пожалуйста, — попросили Олега.
Вокруг варилась жизнь, пустая, бессмысленная. В ней надо было участвовать.
Олег взял билет. Положил на компостер. Нажал.
Анна смотрела телевизор, когда в дверях повернулся ключ и вошел Олег.
Он вошел. Снял ботинки. Надел тапки, глядя вниз. Как будто не было семи месяцев разлуки, ведра слез и километра нервов, намотанных на кулак. Пришел домой. Раздевается. Устал. Глаза странные, будто в них кинули горсть песка. Не спал. Может, пил. А может, и то и другое. Пил и не спал. То и другое. И третье. Про третье говорить не будем. Дело молодое.
Анна приняла условие игры. Олег пришел, будто ничего не случилось. Значит, и у нее ничего не случилось.
— Тебя кормить? — спросила Анна.
Он не ответил. Правильно, что спрашивать…
Анна прошла на кухню. Налила тарелку борща. Борщ она варила потрясающий: овощи тушила отдельно. Потом заливала бульоном. Выжимала целый лимон и головку чеснока.
Олег взял ложку и стал есть. Ел, как в детстве, наклоняя голову то к одному плечу, то к другому. Его свитер был жесткий от грязи, и весь Олег был какой-то жесткий, грязный, небритый, как бомж.
Поднял глаза на мать и сказал:
— Хорошо горячее.
— А тебя что, дома не кормят? — спросила Анна как бы между прочим.
Олег так же между прочим промолчал. Конечно, он не питается. Он закусывает и перекусывает. И много работает. Никакого здоровья не хватит на такую жизнь.
— Вы где живете? — спросила Анна.
— Снимаем.
По телевизору шла передача со съезда. Доносился резкий, высоковатый голос депутата Собчака.
— Сколько стоит квартира? — спросила Анна.
— Сто рублей.
— Я могу платить, — сказала Анна.
— Не надо.
— Я возьму пару учеников. Мне это не трудно.
— Не надо, — повторил Олег.
Вот, значит, как обстоят дела. Не хотят пользоваться ее услугами: ни кошельком, ни территорией. Ирочка не хочет. И Олегу запретила.
— У меня к тебе дело, — сказал Олег.
Ах, все-таки дело. Все-таки не полная блокада.
— Я забираю Ирочку из больницы…
— Она в больнице? — удивилась Анна. Хотя что тут удивляться. Молодые женщины, которые хотят спать с мужчинами, но не хотят рожать детей, довольно часто попадают в больницу. По три раза в году.
— Какое-то время она поживет здесь. У тебя. Ее нельзя оставлять одну. А я работаю.
Тысячи женщин делают аборты и на другой день выходят на службу. Почему за Ирочкой нужен особый уход? Странно.
— Но я тоже работаю, — напомнила Анна.
— Ты можешь работать дома. А я не могу. Я должен быть в операционной.
— А Ирочка согласна? — осторожно спросила Анна.
— Ирочка больна. Ей нужна помощь.
— Значит, вы используете меня как рабсилу?
— Я тебя не использую. Я тебя прошу.
— Почему бы тебе не нанять тетку? Дай объявление в «Вечерку»: требуется женщина для ухода за больным.
— У меня нет денег на тетку. И на квартиру. И я не доверю Ирочку чужим рукам.
— Извини, Олег. Но мне твоя Ирочка не нужна ни больная, ни здоровая.
Олег поднял голову, смотрел на мать, как будто не понял сказанного. Как будто она ему сказала по-французски, а он не может перевести.
— Я тебе не верю, — тихо сказал Олег. — Это не ты говоришь. Ты очень хороший человек. Я знаю. У меня никого нет, кроме тебя…
Анна заплакала, опустив голову. Стала видна непрокрашенная седая макушка.
— Мы попали в автомобильную катастрофу, — бесцветным голосом сказал Олег. — Шофера убило. Ира калека.