– «Как могу твоей быть дамой сердца, если сердца нет в тебе, мой друг», да? – пропел Изветов песню Успенской. – Да брось ты, Лян. Давай лучше выпьем. У тебя есть выпить? Да, кстати, а что там за ерунда с ребенком?
– Да так… и в самом деле сущая ерунда, – усмехнулась Лянка.
– Нет, но я ж… ты ж понимаешь – куда нам с тобой, на фиг, еще и ребенок? Ты ж умненькая девочка!
– Умненькая, – согласилась Лянка. – Поэтому больше с тобой разговаривать не хочу. Уходи. Я теперь рано спать ложусь.
– Да брось ты! Времени-то еще…
– Или ты остаешься заботиться о будущей мамаше?
– Лян, ну к чему вот эти твои подколы? – передернулся Данил и прошел к выходу. – А я думал, что у нас прочные отношения.
– Да брось ты, – в тон ему ответила Лянка. – Какие, к черту, отношения с таким, как ты? Мне ж серьезный мужик нужен. А ты не тянешь.
Данил не стал спорить. Ему все же хотелось легкости, бесшабашности, даже, может быть, глупой, веселой молодости, пусть призрачной, но… хоть какой-то, а тут… Быть серьезным мужиком он не хотел никак. Даже во имя любимой Лянки.
Он ушел, а ей стало и вовсе невыносимо. Она легла в постель, с головой укуталась одеялом и даже не стала мысленно говорить с Корнеевым, так ей было больно.
А потом потянулись скучные, нудные дни.
Маменька была серьезно занята собой, звонила редко, да и то как-то уж слишком быстро заканчивала разговоры, а Лянке было и вовсе невмоготу звонить. Только и оставалось, что работать и работать.
– Людмила! У нас новые кадры, почему ты их не ввела в курс дела? Они уже час сидят и ждут, когда ты на них соизволишь обратить внимание!
– Елена! Что у нас там с отелями в Египте? Созвонись! И не вздумай бежать на переговорный пункт, тебя потом в офисе не увидишь!
Людмила! Кто у нас подавал рекламу на телевидение? Где она?
Нет, Лена! Вы не пойдете сейчас расклеивать наши проспекты на улицах города! Потому что я знаю – в соседнем магазине скидки, не держите меня за идиотку!
Людмила! Да займитесь же наконец кадрами!
А еще люди, беседы, путевки… Это немного спасало, но вот вечером наваливалась такая тоска, что хотелось реветь в голос. Поэтому она и засиживалась в офисе до позднего вечера. Это никак не могло радовать сотрудников. Теперь дисциплина была просто железная. По кабинетам не слышалось посторонних разговоров, в курилке никто не задерживался, а кофе и вовсе перестали пить – в одиночку-то какое удовольствие.
И все же тяжелее всех приходилось Милочке.
Она видела, что Лянка на нее за что-то сердится, но никак не могла сообразить, за что. А спрашивать опасалась. Давно было известно – если Ляна Юрьевна Осташова не в духе, то соваться к ней равно самоубийству. А Милка отчаянно хотела жить.
Ляне тоже эта затянувшаяся ссора не доставляла удовольствия. Ей так важно было узнать, что сейчас делает Корнеев, с кем он, где он? И узнать она могла только у Милочки, но… но и простить подругу вот так просто не получалось. Та уже два раза спрашивала, что случилось, но не могла же Лянка рассказать ей, что обиделась на Милу из-за того, что та тогда наговорила! Тогда бы пришлось признать, что она подслушивала… Подслушивала – фи, как низко! Да Лянка никогда б в этом не созналась! Вот и накалялась обстановка на работе с каждым днем все больше. Каждый день, как в тылу врага. И вечером не легче… тоска смертная.
«Корнеев, ну куда ты подевался?» – «Я просто долго думал, что тебе не нужен. Но сейчас я все понял и… я скоро приду. Совсем скоро. Ты же у меня единственная, и я совсем никак не могу без тебя жить. У меня просто не получается». – «Тогда я подожду». Такие воображаемые беседы она вела каждый вечер, и только они придавали ей сил.
В этот день все было немного по-другому.
Еще часа в четыре прямо на работу Лянке позвонила Наталья Максимовна:
– Ляночка, детка, чем ты сегодня вечером занимаешься?
– Мам, я работаю, – дежурно ответила та.
– Доченька, не сходи с ума. Сегодня пятница, и вечером требуется интенсивный отдых. Я тебя приглашаю сегодня на вечеринку. Да, я устраиваю сегодня маленькое застолье. И жду тебя ровно в шесть. Прошу, постарайся не опаздывать, ты же знаешь, я тогда совершенно теряюсь и не знаю, что с гостями делать.
Лянка клятвенно пообещала не опаздывать ни на минуту и ушла с работы пораньше.
Ей вдруг захотелось надеть красивое платье, сделать хорошую прическу и вечерний макияж. Ей хотелось пусть небольшого, но праздника.
Ровно в шесть часов она уже стояла перед дверью квартиры матери.