131  

– Именно сейчас…

– Но вы же честный человек, князь! И вы…

– Да, пожалуй. Это-то вас и спасет. Но я не удивлюсь, если полковник Сущев-Ракуса подсунет мне завтра ордер на ваше арестование.

– А вы его подпишите, князь. Не стоит мучиться.

– И я это сделаю… Мне плевать на все ваши партии. Я знаю только Россию и… свою Уренскую губернию. И я… вы правы, я честный человек. Я честно вам об этом заявляю: или же вы прекратите мутить народ – или будете арестованы!

– Естественный конец, – ответил Кобзев.

Опять заломило висок. «Неужели эта боль не случайная? Черт возьми, ведь я еще так молод, так много сил…» Сергей Яковлевич решил избавиться от боли и позвонил в колокольчик: на пороге выросла фигура Огурцова.

– Закройте дверь, – сказал ему Мышецкий. – На ключ!

Секретарь канцелярии исполнил приказание.

– Теперь пройдитесь, дружок, по этой половице.

Огурцов кое-как прошелся.

– Зачем это вам? – спросил он с грустью. – Меня уже с детства в сторону клонит…

– Ладно, – сказал Мышецкий, пряча глаза. – Водка есть?

Огурцов долго молчал, потрясенный. Потом сказал:

– Ваше сиятельство, отвернитесь на чуток.

Мышецкий отвернулся.

– А теперь повернитесь, ваше сиятельство.

Мышецкий повернулся: перед ним стояла бутылка.

– На себе носите? Ну, так и знал.

– Полсобаки только, – вздохнул Огурцов.. – Да и то на донышке. Если бы вы раньше сказали…

– Да вы что? Не пьянствовать же я собираюсь. Выпью глоток – и все! Налейте…

Они выпили, и Огурцов вдруг заявил:

– Ваше сиятельство, вижу – добрый вы человек, но… как бы не обидеть вас?

– А что такое?

– Бегите, – прошептал Огурцов. – Бегите отсюда куда глаза глядят. Сожрут вас здесь… Жалко мне вас – потому и говорю так-то!

Сергей Яковлевич натянул фуражку, глазами показал, чтобы Огурцов спрятал бутылку.

– Ты пьян, старик, – ответил он. – Куда бежать мне? От самого себя далеко не убежишь.

Его опять стал призывать к себе Влахопулов, но прежде надо было выручить из беды Борисяка. Полицмейстер уже поджидал Мышецкого; вдвоем они отправились в участковый клоповник.

Чиколини, подобрав ключ, открыл замки камеры.

– Бруно Иванович, – попросил Мышецкий, – оставьте меня одного. И не надобно сторожить…

Сергей Яковлевич шагнул в камеру и плотно затворил за собой двери. Граф Подгоричани[13] сидел на топчане. Раздутое от пьянства лицо, весь в синяках и грязи, а к плечу бывшего кавалергарда была пришита драная подушка, какую носят биндюжники при таскании клади.

– Анатолий Николаевич, – дружелюбно сказал Мышецкий, – мне весьма прискорбно видеть вас в этом узилище, но… Согласитесь сами: ваше легкомыслие удивительно! Зачем вы сюда приехали?

– Нетрудно догадаться, князь, – прохрипел Подгоричани загрубевшею глоткой. – Я приехал вслед за вашей сестрой.

– Можно подумать, что Додо обмазана медом… Но почему вы не обратились ко мне ранее?

Подгоричани с возмущением потряс здоровенным кулаком:

– Не вы ли выпихнули меня из коляски, когда я осмелился заговорить с вами? А теперь, когда меня спровоцировали подпалить эти вонючие салганы…

– Минутку! – осадил его Мышецкий. – Вы никогда не поджигали салганов. Будьте же благоразумны. О вас и так говорят, что вы производите впечатление ненормального человека.

Даже под налетом грязи было видно, что Подгоричани сильно побледнел:

– То есть… как это – не поджигал? Ведь меня схватили почти что за руку. Правда, я был немного подшофе, как и положено по доброй традиции кавалергарда, но…

– Перестаньте! – возразил Мышецкий. – Вам это только кажется. Или вы действительно не в себе, Анатолий Николаевич? Вы никогда не поджигали никаких салганов. И вы даже не знаете, что такое салганы…

Подгоричани уткнулся головой в колени и глухо зарыдал. Сергей Яковлевич выждал и уверенно заговорил:

– Анатолий Николаевич, я предлагаю вам восстановить свое честное имя…

– Каким же путем, князь?

– Единственно доступным для вас – ратным…

Подгоричани крепко задумался.

– Так, – сказал он. – А сколько вы дадите мне, князь, если я избавлю вас от своей неприятной особы?

Мышецкому стало интересно измерить степень низости, до которой может пасть этот человек, и ответил:

– Три рубля… Вас устроит?

И три рубля исчезли в лохмотьях бывшего кавалергарда. Сергей Яковлевич встал и повернулся к дверям, но Подгоричани вдруг задержал его:

  131  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×