Мальчики с бантиками

Финикин обиженно свесил с высоты свой рыжий котелок:

– Чего ты там треплешься? Лежишь внизу – и лежи дальше. Фрукты – это так, к слову пришлось. А я знаю, что Севастополь брать надо!

– Подпустил под климат сознательности, – заметил Коля Поскочин…

Колесник уже спал на своей койке, замотавшись с головой одеялом. Росомаха скинул штаны, прошлепал через кубрик к штепселю:

– Гашу свет! Задрай на себе все люки и горловины…

Во мраке кто-то измененным голосом сказал:

– Тоже мне старшина! Не знает, что на флоте не гасят и не выключают. На флоте иначе говорят – вырубить!

Росомаха нырнул под одеяло и потом ответил:

– Ты мне там еще поговори. Яйца курицу учат…

Скрипнула под ним койка, и наступила тишина. Красные отсветы пламени, исходя от жаркой печки, долго блуждали по рядам коечных нар. Никто не хотел спать по команде. Вскоре в потемках кубрика заквакали лягухи, закуковали кукушки, замяукали кошки и со звоном залетали комары. Это началась ежедневная проверка старшин «на бдительность».

– Ку-ку! Мяу-у… Взззззз… Ква-ква!

Старшины не шевелились. Уже задрыхли как мертвые.

Джек Баранов первым скинул ноги с койки:

– Уморились они за день с нашей бандой. Вставай, ребята.

Во мраке поднимались юнги. Бесшумно и ловко, как обезьяны, они карабкались с верхних этажей на палубу. Сходились к печке.

– Теперь, – радовались, – и поговорить можно от души…

К полуночникам подсел Финикин.

– Знать бы, – терзался он, – какие вопросики на экзаменах будут? Вот бы где-нибудь достать их заранее. Тогда подковался бы!

Коля Поскочин запихнул в утробу печки большое полено.

– История, – сказал он, – любит повторяться. Гардемарины Морского корпуса его величества перед экзаменами бывали обеспокоены таким же вопросом, какой задал нам сейчас и товарищ Финикин…

Мечтательно он смотрел на пламя, лизнувшее сырое дерево.

– Обычно, – начал Коля, заметив, что от него ждут рассказа, – к весне гардемарины складывались, от подачек родителей у них образовывалась немалая сумма. А вопросники к экзаменам печатались в типографии Адмиралтейства. Литограф, готовивший камень для производства печатных оттисков с вопросами, был гардемаринами давно и прочно закуплен. Он с машины снимал несколько лишних оттисков, отдавал их гардемаринам заранее и за этот риск каждую весну имел с них полтысячи рублей… Деньги тогда немалые!

Коля замолчал, вспоминая, но его тут же затеребили:

– Чего застопорил? Трави дальше до жвака-галса.

– Значит, так. Адмиралтейство пронюхало, что дело с экзаменами в корпусе его величества не совсем чисто. Самые отъявленные лентяи сдавали весной экзамены превосходно. Дознались, откуда исходит предательство казенных интересов, и к типографской машине Адмиралтейства приставили жандармов. А литограф, человек многосемейный, страсть как нуждался в дополнительном заработке. Что делать? Жандармы – народец строгий. Положено дать сто оттисков, после чего – ни одного лишнего, и камень жандармы тут же раскалывают на куски. Наш бедный литограф заметался… Машина стучит, уже прошло за полсотни. Вот и все сто! А задаток-то от гардемаринов он уже получил. И уже проел его… На один только миг отвернулись жандармы, как литограф спустил с себя панталоны и сел на литографский камень, пардон, ягодицами.

– И что?

– И все вопросы отпечатались с камня на его двух половинках. Пошел он к гардемаринам, повиливая этими вопросами. Так, мол, и так, господа. Строгости невозможные. Но один оттиск удалось для вас сделать. Прежде, позвольте, сниму штаны… А надо знать гардемаринов – белая кость, дворяне, графы, князья! Возмутились они. «Чтобы я, гардемарин Кампо-де-Сципион, ведущий происхождение от царицы Савской, – чтобы я с этого кретина вопросы сдувал? Да никогда! Лучше уж завалюсь на экзаменах…» Никто не хотел снимать копию.

Литограф стоял между господами без штанов и ждал, когда ему отвалят все пятьсот рублей. Наконец гардемарины решили бросить жребий: кому достанется из них списывать?

В рассказ вмешался Джек Баранов:

– А не травишь ли ты? У меня отец всю жизнь в типографии работал. Я знаю, что литографская краска несмываема. А как же он потом в баню ходил, если на нем можно вопрос прочитать: «Что вы знаете об отношении величины параллакса к данным удаления небесных светил?» Ведь он так и помер с этим вопросом!

Поскочин помолчал, затем тихонько признался:

– Нет, это не травля… сущая правда. Мне это рассказывал мой дедушка. Ему по жребию и выпало тогда списывать.