– И что Серега из себя представляет? – нахмурился Гарик.
– Ну, я же говорю, отец у него большой человек в горисполкоме.
– Значит, и сам Серега величина.
– Ну, да.
– А мой отец сантехником работает. И вечно пьяный... Значит, я ничего из себя не представляю, так? – завелся он.
– Никто этого не говорит, – смутилась Лариса.
– Но имеет в виду... Да и сказала ты, что я не из вашего круга. И ничего из себя не представляю... Да нет, Ларчик, это не я, это ты ничего из себя не представляешь. И друзья твои. Сидите у родителей на шее и гоношитесь впустую. А я уже состоялся в этой жизни. У меня профессия, у меня орден, я могу в любой институт без экзаменов...
– Как ты меня назвал? – смятенно и вместе с тем зачарованно спросила она.
– Ларчик... А Ларчик просто открывается, – презрительно усмехнулся он.
Гарик выбрался из машины, подобрал с пола рабочую куртку. Он, конечно, не «золотой мальчик», но цену свою знает. Чего про Ларису не скажешь. Может, он и нравится ей, но зачем сразу ноги раздвигать? Ведет себя как шлюха...
– А в институт тебе надо.
Лариса тоже выбралась из машины. И даже успела натянуть на себя сарафан.
– На философский факультет. Говоришь ты складно. За живое берешь...
– Это не я говорю, это жизнь говорит...
– Не знала я, что в глубинке такая жизнь.
– Сказал бы я тебе про глубинку... Домой иди, а мне работать надо...
– Работай, – пожала она плечами.
Хотела сказать еще что-то, но передумала. Махнув на него рукой, убралась из гаража.
С машиной Гарик провозился до самого вечера. И с электронным зажиганием разобрался, и с капризами карбюратора. День удался. И похоть солдатскую потешил, и удовольствие получил, когда проехался по двору на отлаженном авто.
Вернулся в гараж, переоделся в парадную форму, подъехал к подъезду дома, подошел к консьержке. Женщина готова была его пропустить, но Гарик попросил вызвать Ларису. Не было желания еще раз побывать в генеральской квартире.
Она спустилась к нему. Стиляжная, расфранченная, благоухающая. Красивая девка. Но не забилось у Гарика сердце, когда она подошла к нему. Приятно было смотреть на нее, ощущать ее присутствие, но не более того.
– Сделал? – равнодушно спросила она.
– Да. Можешь ехать.
– Как раз собираюсь...
Лариса села за руль, он остался стоять.
– А ты чего? – спросила она через открытую дверцу.
– Мне уже в часть пора.
– Да? Ну ладно...
Она закрыла дверцу, но не успел Гарик отойти от машины, как опустилось стекло.
– Садись. Я должна посмотреть, как машина работает. Вдруг ты нахалтурил?
– Нет, я не халтурил, – оскорбленно покачал головой он.
Но в машину сел.
Двигатель работал тихо и четко.
– А ты говоришь, халтура, – торжествующе улыбнулся он.
– Я смотрю, ты все делаешь по-настоящему... – не глядя на него, сказала она.
– Стараюсь... Ты меня до остановки довези, дальше я на троллейбусе.
– Я могу до самой части подвезти...
Машину она вела уверенно.
– Ну, подвези, – не стал возражать он.
– А потом по своим делам...
– Угу, – кивнул Гарик.
Она нервно сунула руку в сумочку, не без труда достала оттуда пачку «Моrе». Он щелкнул зажигалкой, угостил ее огоньком.
– Спасибо.
– Да не за что...
Он снова затих. И она молчала. Пока не выкурила сигарету.
– Я по делам еду, – сказала она раздраженно.
– Я в курсе.
– И все?
– А что еще?
– Тебе что, все равно, какие у меня дела?
– Кто я такой, чтобы совать нос в твои дела?
В его голосе не звучала обида. Его слова были отговоркой, чтобы Лариса отстала.
– Такой. Сякой... Не хочешь – не надо. А у нас вечеринка сегодня, день рождения у подруги. Будет много друзей...
– Удачи тебе!
– Тебе все равно, с кем я буду?
– А с кем ты будешь?
– Ты дурак или притворяешься?
– Нет.
– Не притворяешься?... Никуда я не поеду... Когда твоя увольнительная заканчивается?
– В десять.
– Еще восьми нет... Я сейчас...
Она остановила машину напротив таксофона. Но позвонить с него не могла: трубка оторвана напрочь. Не работал и следующий автомат. И только третий по счету оказался исправным.
– Я отцу позвонила, сказала, что работы на всю ночь. Твой начальник тебя отпустит... Поехали ко мне.
– А если не отпустит?
– Все равно поехали...
– Не хочу на губу.
– Я думала, ты сорвиголова, а ты дрожащий, – скривила она губы в презрительной ухмылке.