Через тернии – к звездам. Исторические миниатюры

Подростком его перевели в Первый кадетский корпус, затем он прослушал курс лекций в Пажеском корпусе. Николай I хотел бы культивировать его природную “дикость”, оставив юношу при черкеске, папахе и кинжале, чтобы показывать “дикаря” иноземным послам. Но из этого ничего не получилось. Джемал-Эддин забыл язык горцев, в совершенстве овладев русским и французским, а простреленная рука мешала ему владеть оружием. Сын Шамиля более склонялся к учености. Его волновали тайны электричества, а высшая математика стала его стихией. Лиза Оленина удивлялись, когда уланы рассказывали ей, что сыну имама ведомо одно наслаждение – в интегралах и формулах, ночи напролет он разрешает сложные задачи из алгебры…

Джемал-Эддин заметил внимание к нему девушки и полюбил ее. Лиза Оленина полюбила необычного улана. Они объяснились, а родители не стали возражать против их брака. Среди белых колонн старинного барского особняка, в аромате цветущих глициний так нежно и сладостно звучали слова юной девушки:

– Джани… мой дорогой и любимый Джани!

А за окраинами Торжка полыхали тревожные зарницы: там созревали хлеба, громыхали душные грозы.

– Это счастье, – говорил Джемал-Эддин. – Счастье, что я далек от той войны, которую ведет мой отец, я обрел в России свой дом, нашел прекрасные знания и встретил тебя…

Но в канун их свадьбы случилась беда. Кази-Магома, второй сын Шамиля, совершил набег на Цинандали в Кахетии, пленив по дороге целый обоз, в котором с детьми и гувернерами ехали в Тифлис княгиня Орбелиани и княгиня Чавчавадзе, родственные петербургской аристократии. Николай I вызвал Джемал-Эддина к себе и сказал, что Шамиль согласен обменять пленниц на своего первенца. “Такова воля Аллаха!” – неожиданно заключил царь. Но “воля Аллаха” была смертным приговором для Джемал-Эддина. Переговоры не привели ни к чему: Шамиль не хотел понять, что сын уже вполне чужой для него и для Кавказа. “Воздух наших гор сделает его снова чеченцем, – говорил старик, – и я передам ему священное знамя войны с неверными…”

На прощание император заявил сыну имама:

– Езжай! Царь не всегда имеет право быть человеком…

Именно так он и сказал. Гордость Джемал-Эддина возмутилась – он бежал, хотя в дачных пригородах Петербурга не нашлось ущелий, как на Кавказе, чтобы затаиться: его быстро поймали. Джемал-Эддин просил Николая I об одном:

– Хотя бы на один день отвезите меня в Торжок.

– Прямо на Кавказ! – указал император…

Шамиль поговорил с сыном, и, когда тот упомянул о таинственных силах электричества, имам посадил его в яму, куда ему и бросали еду, как собаке. Напрасно Лиза Оленина слала на Кавказ любовные письма – их перехватывали зоркие мюриды. Через кунаков, переходивших линию фронта, русские офицеры знали о страданиях Джемал-Эддина и жалели его… На Кавказе служил тогда брат Лизы, Алексей Петрович Оленин, – тот самый Оленин, который в лагере нижегородцев чествовал Александра Дюма, описавшего пирушку в очерке “Нижегородские драгуны”. Алеша Оленин был другом Джемал-Эддина, и к нему-то обратился сын имама за помощью. С высот дагестанских гор пришла в лагерь записка на французском языке: Джемал-Эддин просил встретить его на передней линии огня с проводником, которого он вышлет. Темной ночью, ставя на карту свою жизнь, Оленин поскакал. Но близ аула его перехватил гонец: Шамиль узнал, что его сын готовит побег к русским, и Оленина ожидала в ауле засада. После этого случая унижения, насмешки и чахотка сгубили сына имама.

– Его забрал к себе Азраил, ангел смерти, – сказал Шамиль, свято веривший в то, что небосвод сделан из хрусталя…

Высоко в горах, где бродят холодные туманы, укрылась могила человека, любившего и долго еще любимого.

– Джани, Джани… где ты, Джани? – тосковала Лиза.

В глубокой старости она сама и рассказала эту историю племяннику своему. Это был Петр Алексеевич Оленин – ныне забытый нами писатель Оленин-Волгарь, который служил капитаном речного флота. А в советское время он командовал на Волге пассажирским пароходом “Вячеслав Менжинский”1 .

Ш а м и л ь! Когда я был школьником, его портреты помещались в хрестоматиях. Затем отношение к нему изменилось. Потом о нем замолчали вообще. Шамиль стал вроде “снежного человека”: вроде бы он есть, а вроде бы его и нету… На всякий случай я открыл том Советской Исторической Энциклопедии: библиография о нем представлена единой советской книжечкой, к Шамилю мало отношения имеющей. Все ссылки даются на дореволюционные источники. А вот их-то как раз много… Их даже очень много, ибо на Кавказе по воле Шамиля тридцать лет подряд лилась русская кровь, и не только русская: в первую очередь страдали горские народы, которые сами не знали, как им избавиться от религиозной диктатуры Шамиля и его кровожадных мюридов. На всякий случай предваряю читателя: я не испытываю к Шамилю добрых чувств – для меня он прежде всего сатрап-фанатик… Что тут еще можно добавить?