Игнат прошел в отделение, где лежал Кожух. Нашел дежурного врача.
– Меня интересует Кожухов Иван Геннадьевич, – хмуро сказал он.
– Всех интересует… – недовольно поморщился лепила.
Но тут же осознал свою ошибку, нарвавшись на тяжелый пронзительный взгляд. Он понял, с кем имеет дело. И, похоже, решил, что его жизнь отныне не стоит и ломаного гроша. Поэтому перешел на заискивающий тон.
– Не волнуйтесь, с Иваном Геннадьевичем все в порядке!
– Значит, жить будет?
– Будет, будет… Представляете, молодой человек, из него вытащили пять пуль. Еще три пули навылет… И при этом не задет ни один жизненно важный орган. Поистине, этот человек родился в рубашке…
– Может, в бронежилете? – усмехнулся Игнат.
– Может быть…– поддержал его шутку врач.
– Он в сознании?
– Нет. Ему только что сделали очень сложную операцию. Он сейчас в реанимации, под наркозом…
Игнат прихватил с собой банковскую упаковку двадцатипятирублевых купюр. Сунул ее в карман врачу.
– Это вам за успешную операцию, – пояснил он. – Его одного привезли?
– Нет, с ним еще человек был. Его тоже ранили. В ногу и в руку. Касательное пулевое ранение, ничего страшного…
– Он тоже под наркозом?
– Нет, ему делали местный наркоз. Если хотите, я могу провести вас к нему в палату…
В палате, куда проводил его врач, Игнат нашел Батыя, верного кожуховского бойца-гладиатора. Он лежал на койке и настороженно смотрел на вошедших. Игнат отпустил врача и остался с Батыем наедине.
– Все нормально, брат, – сказал он. – Братва на стреме, ни одна падла к тебе не подберется. И Кожуха тоже охраняют…
– Добро, – кивнул Батый.
– Кто на вас наехал?
– Да знать бы…
– Как все было?
– Зачем тебе?
– Как это зачем? Гниду искать будем…
– И без тебя есть кому искать. Кожух – законный вор. За него большой спрос будет…
– Но сначала надо найти, с кого спрашивать.
– Надо, – не стал спорить Батый. – Мы этих гадов найдем… Может, и ты подсобишь… Это мы с Геннадьевичем из дома выходили. Сели в машину, а тут какая-то «двойка», ну, «жигуль» в смысле… Стали выезжать, а тачка эта нам навстречу дернула. Я сразу понял, что здесь что-то не так. Пока разворачивался, эти гады из «калашей» шмалять стали. Геннадьевича под завязку нашпиговали, мне досталось. Но тачка-то на ходу осталась, ушел я, короче… Геннадьевич в сознанке был, сказал, куда отзвонить…
– Вот, он наш телефон дал, понял! – взбодрился Игнат. – Значит, он нам доверяет! А ты ломаешься тут… Короче, как эти козлы выглядели? Ты кого-нибудь запомнил?
– Да как их, гадов, запомнишь, если они в забралах были. Я в зеркало видел, точно, в забралах…
– Круто работают. Автоматы, маски… Кожух не говорил, кого подозревает?
– Да нет, не говорил.
– Может, колывановские?
– А черт его знает! – пожал здоровым плечом Батый. – Кожух им поперек дороги встал, это да… Только я не думаю, что Колыван такой грех на себя взял. Хотя всяко может быть. Сейчас отморозков как грязи… Ты извини, братан, хреново мне. Метла еле шевелится…
Игнат оставил Батыя в покое, вышел из палаты. В коридоре его уже ждали Лева и Вилли. Хмурые лица, в глазах тревога.
– Все нормально? – спросил Игнат.
– Если относительно, то да, – кивнул Вилли. – Все тихо, спокойно, пацаны на местах…
– Стволы у всех?
– У всех, – подтвердил Лева.
– Со стволами надо что-то делать. Менты в любой момент нагрянуть могут…
– Без стволов нельзя. Вдруг колывановские объявятся.
– Это верно, – кивнул Игнат. – От ментов откупиться можно, а от колывановских только отстреливаться…
– Шифер у Колывана задымился, – мрачно усмехнулся Лева. – На Кожуха руку поднял, идиот. Ему ж теперь не жить…
– А если не он это? – спросил Вилли.
– Ну, может, это его старшие. Сами знаете, солнцевские сейчас в большой силе…
– Все до поры до времени. Времена меняются, а воровские законы нет. За Кожуха и через десять лет могут спросить…
К больнице подтягивались не только игнатовские бойцы. Подъехали два известных вора. Игнат обрисовал им ситуацию. На солнцевских и на Колывана в частности грешить не стал. Просто рассказал о вчерашней «стрелке». А воры пусть сами решают, кто прав, кто виноват.
Законники тоже не стали бросаться словами. Переговорили с врачом, дали Игнату указание беречь Кожуха как зеницу ока. Тепло с ним попрощались и уехали. Игнат почувствовал себя не последней частицей большого воровского мира. Это придало ему спокойствия и уверенности…