Последний заезд

— В прошлом году было три тысячи человек. Бьюсь об заклад, уже сейчас у нас в три-четыре раза больше. Нам надо расшириться — и спешно. Как видите, мы добавляем места со всей возможной быстротой, — Он подмигнул мне, — Нам ждать топографов — такая же морока, как жене Мозеса Годвина.

Мимо прошли два человека со скромным грузом досок на плечах. Оба тяжело дышали, а задний, казалось, был на грани обморока. Волонтер снова подмигнул мне.

— Парикмахеры, — сказал он, загородив рот ладонью.

Они сбросили доски перед группой людей, таких же загорелых и таких же запыхавшихся. Трибуны, возводимые на скорую руку, окружали четырехсотметровую грунтовую дорожку, огороженную дощатым забором.

Куда ни глянь — всюду деловая суматоха и карнавальное оживление. Один устроил игру в три листика на перевернутой тачке. Другой демонстрировал на томагавке точилку для ножей. Перед двумя окошками кассы клубилась толпа. Все было заставлено бричками, дрожками, драндулетами, всюду привязаны лошади.

Я подвел Стоунуолла к кучке ковбоев. Они собрались перед недостроенным помещением под главной трибуной стадиона. Фасадной стены еще не было, но двухстворчатую дверь уже навесили и над ней объявление: ШТАБ РОДЕО. РЕГИСТРИРОВАТЬСЯ ЗДЕСЬ. Эта двухстворчатая дверь была началом того, что возникнет здесь позже: она до сих пор пропускает людей в салун «Пусть брыкается». Слева от недостроенного штаба стояла армейская палатка. Мелом на зеленом брезенте было написано: ПРЕССА. На столе перед палаткой человек в зеленом козырьке отбивал морзянку. Надин Роуз, грудастая газетчица с поезда, расхаживая взад-вперед, громко диктовала последнее сообщение. Трубный ее голос заглушал и стук молотков, и гомон толпы. Телеграфист вздрагивал при каждом ударном слоге.

— …бесконечно волнующая панорама… открывается нашим глазам… все эти закаленные жители пограничья… прибыли на громокипящий праздник… Что? Господи! Г-Р-О-М-О…

Теперь телеграфист получил возможность вздрагивать при каждой букве.

Рядом с палаткой прессы стоял огромный цирковой фургон с парой одномастных мулов в упряжке. Он был украшен такими же полотнищами, как вагон Нордструма. Заднюю стену заменяли вымпелы с рекламой «Феерии "Дикий Запад"». Сам Буффало Билл стоял перед вымпелом с собственным портретом, смотрел вдаль и старался выглядеть картинно. Женщина с оранжевыми волосами стояла на доске, положенной на две бочки, и крутила два ярко-оранжевых лассо. На полотнище позади нее значилось: МЭГГИ О'ГРЕЙДИ — ИРЛАНДСКАЯ НАЕЗДНИЦА.

На третьем вымпеле в кричащих красках и жутковатых анатомических подробностях изображен был ФРЭНК ГОТЧ — ЧЕМПИОН МИРА В ТЯЖЕЛОМ ВЕСЕ, разламывающий голыми руками подкову, а коленями раздавливающий кокос. Живой Готч в одном только кроваво-красном трико выглядел еще жутче, чем его изображение. Он изо всех сил раздувал безволосую грудь для фотографа, насыпавшего магний в лоток вспышки. Мистер Хендлс рявкал и показывал на борца деревянной тростью. Я повернул голову. И конечно, трое с пепельными лицами стояли тут же в тени полотнищ и следили за тем, что происходит вокруг. Хендлс увидел, что я смотрю на темную троицу, и обратил речь ко мне.

— О, это же Длинный Дикси. Все еще удивляется этим трем ребятам, да, Дикси? И правильно, и правильно. Поэтому для твоего сведения, а также других чудесных граждан позвольте объяснить их зловещее присутствие, — Он показал тростью на борца, — Как я уже говорил, друзья, этот мастодонт рядом со мной — ух! — великий Фрэнк Готч, неоспоримый чемпион! Мира! По вольной борьбе без правил! И никаких самозванцев! А вот здесь! — Он поднял парусиновый мешок с деньгами. — Одна! Тысяча! Долларов! Не бумажных. Звонкой монетой! И! Незаметные, на заднем плане… — Он показал тростью на пепельнолицых: раз, два, три. Лица не изменились. — Трое пинкертоновских агентов, которых Буффало Билл нанял специально! Для охраны этой сумки! Лучшие у Пинкертона! А почему, вы спросите, мы колесим по этому необузданному краю с таким соблазнительным капиталом? Чтобы подарить его! Совершенно верно! Подарить! — Он поднял мешок повыше, — «Феерия Буффало Билла "Дикий Запад"» предлагает эту тысячу серебряных колесиков в качестве приза! Любому человеку, зверю или дикарю! Который продержится всего десять минут на ринге против Грозного Готча! Не победит, друзья! А только продержится! Есть здесь желающие джентльмены? Нет? Что ж, не надо стыдиться. Нет ничего стыдного в том, что вы не хотите схватиться с нечеловеческим гигантом.