Труба Иерихона

Он умолк на миг, американка смотрит потрясённо, усмехнулся. Она широко распахнула прекрасные глаза:

Но это... это немыслимо!

Да?

Нелепо! Так не может быть! Вы придумываете такое... такое, что я даже не знаю!

Иван покачал головой:

Практически каждый золотоискатель... я говорю о русских золотоискателях, вот так входил в город. За пару недель спускал миллионы, затем снова возвращался в тайгу гнить заживо, в надежде найти снова золотую жилу. Иногда находил и во второй раз, и в третий, и даже в десятый. Но всякий раз заканчивалось одинаково. Не знаю, что уж в нашем характере?

Арабы переглядывались, посмеивались. Но в смехе, сдержанных улыбках, одобрительных взглядах Дмитрий видел странное понимание. Эти люди, ушедшие из благополучного города в эту продуваемую горячими ветрами пустыню, где днём камни лопаются от зноя, а ночью вода замерзает в ямках на песке, эти люди его понимают.

Чуть подбодренный, он возразил:

Да что там времена дореволюционные! Мой отец работал геологом в Уссурийской тайге. Платили тогда бешеные деньги... ну, помимо жалованья получали ещё всяческие надбавки за таёжные и прочие неустрои. А деньги выдавали только после выхода из тайги, сразу за восемь месяцев. И всякий, получая деньги, клялся, что вот на этот раз не пропьёт, не прогудит, а сразу бегом же в сберкассу, положит на счёт, будет снимать только на полезное и нужное... Куда там! У конторы уже вьются разнаряженные девчонки, доступные и такие сладкие, мягкие, тёплые, податливые, на всё согласные... И вот мой батя, как и все, говорит себе, что вот только с этой разок, а потом сразу на почту... Через пару недель очнётся от загула, весь пуст, как в голове, так и там, ниже... И снова в тайгу!

Иван сказал со смехом:

А я жил во Владике...

Где-где?

Владивостоке, дурень. Там у нас всякий знает, что такое возвращение китобойной флотилии, кальмароловной или любой сейнерской... Несколько месяцев в море, шутка ли!.. Я сам застал это время, мальчишкой прибегал на причал. Мой отец на сейнере рыбу ловил... На причале оркестр, родня, а также все шлюхи не только с Владивостока, но из других городков в это время стягиваются на причал. Даже на конкурсах красоты не увидишь разом столько молодых и красивых женщин! Все одна к одной красотки, весёлые, улыбающиеся, готовые скрасить тебе жизнь, готовые, как ты говоришь, выполнить все твои желания, даже самые-самые... Милиция тоже не дремлет: за несколько минут до того, как корабли причалят, она делает массовую облаву, всех эти красоток хватает и рассовывает по «чёрным воронам», везёт на выяснение. Понятно, что предъявить ничего не могут, да и не предъявляют, тут важно дать моряку сразу на трапе не попасть в их загребущие лапы. Дать ему шанс...

Ну и как? спросил Ас-Зайдин жадно. Срабатывает?

Видно было, что он очень переживает за русских моряков. Хотя бы один поступил по-американски!

Иван осмотрел его с головы до ног, с превосходством бессмертного бога над Ванькой-придурком, обронил с брезгливым удивлением:

Как могло сработать? Это значило бы сменить натуру. Свинья, дружок, грязь найдёт! Не этих шлюх, так других найдут. Пусть власти, жалея моряков, ближние к порту кабаки закрыли на санитарный день, так всё равно наши орлы пройдут мимо сбербанка, найдут способ прогудеть до последней копейки, а потом будут бичевать в порту до следующего рейса!

Дмитрий проговорил тоскливо:

Что такое в нашем характере? Воровать так миллион, а иметь так королеву? Понятно, что только мы могли взяться строить коммунизм. Светлое будущее всего человечества!.. Другие пили и жрали в свое удовольствие, а мы для всего мира горбатились, пупки надрывали, для всех же строили!.. Хотя бы одна тварь помогла.

А если бы все же построили, добавил Иван со смехом, то они первые вломились бы в это здание! Нас бы, обессиленных, оттёрли. А когда мы попытались бы войти следом, нам бы сказали, что мест, значится, уже нет...

Снова у костра было молчание. Но не тягостное, а торжественное, словно минутой молчания почтили доблестных предков, что ехали за туманом, строили пирамиды и коммунизм, несли ислам через Пиренеи, зачем-то поднимались на самые высокие горы, пешком добирались до Северного полюса, чтобы там погибнуть...

Дмитрий поднялся, в груди нарастала щемящая боль. Виолетта вскинула на него прекрасные глаза, доверчиво улыбнулась. Он протянул руку:

Встаём.

Она легко подхватилась на ноги, едва коснувшись его руки, словно получила заряд силы. Юный Ас-Зайдин взглянул на неё, щёки мгновенно залило краской, он с такой поспешностью опустил голову, что лязгнули зубы. На этот раз Виолетта пренебрегла трусиками, Ас-Зайдин успел увидеть тончайшие золотые волосы вокруг интимного места, даже не волосы, а детский пушок, хотя всё остальное было потёрто и набухло кровью.