Я тебя никогда не забуду

Но только наша с ним пятилетняя жизнь оказалась непрерывными боями: от местного значения до настоящих битв при Фермопилах. Не счесть раз, когда он тыкал меня носом в мои огрехи, от недосоленных щей до неправильно нанятой горничной. Не сосчитать, сколько ночей пришлось ему проспать на диване. И сколько раз я, взбешенная, уносилась одна ночевать в свой коттедж. Сколько он, мерзавец, получил пощечин – и даже пару раз поднял на меня руку.

И когда мне вдруг позвонили и сказали… Казалось бы, человек такого темперамента и рода занятий или живет сто лет, или от рук своих друзей-бандюков за какую-нибудь погрешность погибает… Поэтому, когда мне позвонили и сказали: «Мужайтесь, Михаил утонул на рыбалке» – я первым делом истерически расхохоталась.

Похороны Касимову устроили столь же фешенебельные, как и свадьбу: отпевание в городском соборе, гроб из красного дерева, поминки в лучшем ресторане, десятки венков: «От черемушкинских», «От братвы», «От городской администрации»…

Я оплакала его, конечно. Яркий был человек. И любил меня. И я по-своему тоже его любила.

Умер он как-то по-дурацки. Вот как бывает: ты полон сил, и строишь множество планов, и в тебе клокочут страсти и самолюбие – и вдруг, бац, посреди реки переворачивается лодочка, а вода уже холодная, осенняя, и судорога, и спазм в сердце…

Я, конечно, не надеялась ни на какое наследство, но, признаться, была слегка огорчена, когда узнала, что ни счетов в банке, ни долей в фирмах Касимов мне не оставил. Только квартиру, в которой мы и без того жили, в роскошном доме с видом на реку, да моторную яхту.

Яхту я немедленно продала – чтобы продолжать оплачивать обучение Дашутки в Колумбийском университете – и осталась в общем-то при своих.

После всех перипетий с ложной фамилией оказалось, что я стала обладателем забавного бонуса: двух дней рождения. Один, ложный, официальный, я праздновала, как правило, с размахом, на широкую ногу. Однако почти за два года до него у меня был настоящий день рождения.

В это время я могла побыть наедине с собой. Время раздумий, подведения итогов. И построения планов на жизнь. И вот когда мне впервые и по-настоящему исполнилось сорок пять, я отправилась в Москву. Я не была там двадцать лет.

Именно в столице нашей Родины я особенно явственно поняла, что жизнь моя – состоялась. И ни обжалованию, ни особым переменам она не подлежит. Все изменилось с тех пор, как мы гуляли по тем улицам, в приступах романтики, с Ванечкой… Как носились по ним на «Москвиче» с Кириллом, осуществляя свои дерзкие преступления… Да! Переменилось все: от названий до городского пейзажа, от одежды прохожих до транспорта.

Я прошлась по Лесной улице, где мы с ужасом ждали в съемной квартире моего недруга майора Эдика Верного: и дом тот сохранился, и парикмахерская, куда мы звонили ему, – однако она была переделана в модный салон… А на пустыре, где разворачивались трамваи, возвышался модерновый отель, на месте пивной, мимо которой мы бежали с дочкой майора после звонка отцу, поднялся бизнес-центр с кучей кафешек. Я почти не узнавала окрестностей.

Я нашла девчонку, с которой работала в «Столице». Та рассказала мне о том, как несладко сложилась судьба нашего директора Солнцева. Выходило, что мои тетрадки, оставленные на столе в комнате на Герцена, обломали-таки ему судьбу. Что ж, поделом подлецу!

Та же подружка поведала мне и о трагическом конце завсекцией Порядиной.

Она не знала, конечно, что сталось с майором ОБХСС Верным, но дала мне наводку на Ритку Степанцову.

Та торговала на выхинском рынке. Я приехала посмотреть на нее. Она продавала замороженное мясо и куриные окорочка. Я украдкой следила за ней издалека. Куда-то испарились Риткины обаяние, сексуальность, шарм. Я увидела толстую тетку с испитым лицом, с неухоженными красными руками, торчащими грязными волосами. Она была всего на пару лет старше меня, а казалось – на все пятнадцать…

Итак, все мои враги были повержены. А я – жива, весела, здорова, хорошо выгляжу. У меня дочка, красавица и умница. У меня – собственное дело, великолепная квартира, загородный особняк. Значит, я их победила? Значит, жизнь удалась?

Но, честно говоря, особой радости я не испытала.

Мне удалось в итоге сломать им жизнь. Но и им мою – тоже. И то, что я все-таки извернулась, и выкрутилась, и выбилась: спасибо за это моей везучести, судьбе и Господу. Хотя потерять мне тоже пришлось изрядно.

Я отправилась в мой родной З***, который не раз и не два за эти годы снился мне ночами. Я не рискнула пойти к себе во двор на улицу Либкнехта. Слишком велик был шанс, что местные старухи (точнее, женщины, которые за прошедшие два десятилетия стали старухами) меня узнают.