Последняя Пасха

Он вошел в обшарпанный подъезд, где изрядно пованивало кошками и пригоревшей капустой, морщась, поднялся на третий этаж, не мешкая надавил кнопочку старомодного звонка. Внутри протяжно задребезжало. Очень быстро послышались шаги, и дверь – без всяких вопросов изнутри – распахнулась. Перед Смолиным стоял Николай свет Петрович Евтеев, в дешевеньком спортивном костюме с отвисшими коленками. На лице провинциального интеллигента изобразилась нешуточная радость, и он проворно отступил:

– Заходите, Василий Яковлевич, заходите… Да не разувайтесь, к чему…

Старательно пошаркав подошвами по резиновому коврику, Смолин прошел в комнату с задернутыми наполовину шторами из дешевенького ситчика или чего-то подобного, давным-давно снятого с производства. Он не оглядывался открыто, но, прищурясь, поводил глазами вправо-влево, сторожко и цепко, как дикий зверь, впитывая впечатления и оценивая обстановку. Слева – дверь во вторую комнату. Эта, надо полагать, исполняет функции гостиной: телевизор, пара кресел, диван, книжная полка: книги в основном старые, шестидесятых-семидесятых, классический набор задрипанного интеллигента, Шукшин-Хемингуэй-Шишков-Чапек… фантастики немного, «макулатурные» книжки… история… археология… путешествия… Мебель, телевизор – все опять-таки старое…

– Опомниться не могу, – заговорил Смолин громко, весело, глядя открыто, беззаботно, – Места у вас прямо-таки чудесные, а уж вид из окна сам по себе… У нас за квартиру или дом с таким видом процентов двадцать пять накинут непременно… А из той комнаты и вовсе на тайгу вид открывается, а? Ничего, если я гляну…

Говоря это, он непринужденно, с милой бесцеремонностью распахнул дверь в соседнюю комнату, поменьше, окно которой и в самом деле выходило аккурат на пологий, заросший живописной тайгой склон. Никого. Узкая односпальная кровать, еще одна книжная полка, шифоньер. Можно, конечно, предположить, что именно в нем кто-то прячется, но это опять-таки будет паранойя, пожалуй…

– Чудесный вид, – Смолин, прикрыл дверь и вернулся в гостиную. – Так бы тут и поселился.

– Переезжайте, – усмехнулся хозяин. – У нас квартиры, по вашим меркам, стоят сущие копейки…

– Да где там, – грустно поведал Смолин, озираясь с тем же откровенным дикарским любопытством, отлично разыгранным, – привык я к Шантарску, никуда уже не денешься, да и дела… Ничего, если я руки помою? В обоих смыслах?

– Да ради бога…

Оказавшись в крохотном совмещенном санузле, Смолин моментально определил, что уж тут-то спрятаться человеку просто невозможно – разве что, сплющившись волшебным образом до толщины тарелки, забраться под ванну. Но волшебства в нашей жизни что-то не наблюдается – черт его знает, к добру или к худу…

В микроскопической кухоньке тоже не мог укрыться посторонний – едва войдя в квартиру, Смолин ее рассмотрел мгновенно, благо дверь распахнута. Итак, вроде бы все спокойно… Чтобы не нарушать легенду, он без особой охоты, но шумно сходил по-маленькому, спустил воду, торопливо ополоснул руки. Вышел в гостиную, опустился в продавленное кресло. Поскольку хозяин как раз закурил, то и Смолин без церемоний вытащил сигареты. Присмотрелся.

Евтеев нервничал. Тут и провидцем не надо быть: суетливость в движениях и взгляде, нервные жесты, по комнате зашагал без особой нужды, покосился странно…

А впрочем, это ни о чем скверном еще не говорило. На месте этого провинциального деятеля Смолин тоже волновался бы не на шутку, предвкушая, что вот-вот станет обладателем сказочной по предивинским меркам суммы… да еще не на шутку опасаясь, что заезжий покупатель может сотворить какую-нибудь пакость: черт их ведает, этих городских, ушлый народ, на ходу подметки режут, мало ли как вокруг пальца обведет. Занервничаешь тут…

– Итак, Николай Петрович? – с широкой улыбкой поинтересовался Смолин. – Перейдем к делам нашим скорбным?

Хозяин встрепенулся:

– Скорбным?

– Это шутка, – терпеливо сказал Смолин, привыкший иметь дело с разнообразнейшими, порой самыми удивительными клиентами. – Приступим? Вещички бы посмотреть…

– А деньги вы привезли? – Евтеев нервно сглотнул, закашлялся, раздавил до половины выкуренную сигарету в массивной хрустальной пепельнице (лет сорок назад копейки стоила).

– Конечно. Как договаривались и сколько договаривались.

– А можно полюбопытствовать?

– Вы что, мне не верите? – укоризненно вопросил Смолин.