Самый далекий берег

Шибко церемонно сказал:

– С точки зрения постоянной Планка и учетом гравитационных возмущений в секторе – самое уместное в данный момент предложение…

– А я что говорю? Поехали!

Глава четырнадцатая

Гости ночной порой

Он спал беспокойно – мерещилась какая-то чепуха, смесь пережитого в разных уголках Галактики и откровенных кошмаров, тягомотная и унылая. То он стоял на берегу своего озера, поджидая Таю, но вместо нее со стороны генеральских дач приближалось что-то, не имевшее четких форм, обтекаемо-склизкое, бледно-зеленое, уставившееся тусклыми желтыми бельмами – причем не было страха, во сне Кирьянов совершенно точно знал, что происходит нечто ожидаемое. То его забрасывали на какую-то заснеженную планету в совершеннейшем одиночестве, ласково уговаривая, что потерпеть на боевом дежурстве придется всего ничего, лет двадцать, а потом обязательно пришлют напарника, правда, если получится, – и вот этот кошмар, лишенный омерзительных образов и реальной угрозы, был настолько страшным, что Кирьянов проснулся, как от толчка…

И довольно быстро понял, что его в самом деле толкнули – или попросту грубо потрясли за плечо. В спальне стояла темнота, но на фоне окна – штору он, конечно же, не задернул, ни к чему было – явственно виднелся силуэт человека, и кто-то цепко держал его за оба запястья, а чья-то бесцеремонная рука шарила под подушкой, и склонившиеся над ним были вполне материальные, это уже не сон, это самая доподлинная явь…

– В чем дело? – недоуменно спросил он.

– Молчать, тварь! – шепотом рявкнул кто-то в самое ухо. – Мозги вышибу! Молчать!

В висок ему упиралось что-то твердое, холодное и вроде бы округлое, судя по ощущению.

Кирьянов поежился – дело в том, что предмет, вошедший в непосредственное соприкосновение с виском, чрезвычайно напоминал пистолетное дуло. Насколько удавалось определить, по комнате осторожно передвигались три-четыре человека, не меньше.

– Тихо, тихо, – негромко произнес над ним другой голос, уверенный, властный и насмешливый. – Не надо дергаться. Не жульманы в гости зашли, не гоп-стопники, а вполне приличные и где-то в чем-то милые и душевные люди… НКВД, управление «Кассиопея». Доводилось слышать о таком заведении, господин Гурьянов? Только, я вас умоляю, целку не строим… Свет.

На столике щелкнул выключатель его собственной настольной лампы, и ослепительный свет ударил в лицо. Он зажмурился, что помогло плохо. Кто-то передвинул лампу, и глазам немного полегчало, теперь свет бил на постель в ногах.

Твердый предмет отодвинулся от виска, но вместо этого оба его запястья крепко прижали к постели цепкие, умелые и сильные лапы. От субъектов, державших его за руки, пахло табаком, одеколоном и гуталином.

Скрипнул передвигаемый стул, кто-то уселся рядом с постелью – обладатель того самого начальственно-насмешливого голоса.

– У нас совершенно нет времени, Гурьянов, – сказал он холодно. – Поэтому беседу придется вести в быстром темпе, чечеточном, я бы выразился, уж безусловно не танго… Нет у меня времени танцевать с вами медленное танго.

– Что вам…

– Что нам нужно? – понятливо подхватил голос. – Уж, безусловно, не часы с ночного столика. Расклад простой: вы мне быстренько рассказываете, кто передал в Амстердаме мальчикам Троцкого папку с документацией по альтаирскому направлению… и мы, очень может случиться, расходимся вполне мирно. Конечно, не буду лукавить, предварительно мы бюрократическим образом оформим некие нежные отношения. Это – если не вздумаете вилять. Прежде чем извиваться, надобно вам знать, что Мирского мы повязали, как пучок редиски. В Киеве, не дожидаясь, когда пересечет границу. Буду с вами предельно откровенен, дружище: с Максом так не получилось, ваш Максик обладал неплохой реакцией и стрелять умел, так что не удалось живьем… Но Мирский выболтал столько, что вам и запираться, в общем, глупо… Ну? Кто попятил папку, я уже знаю. А вот кто передал ее Левиным мальчикам – пока нет. Но горю желанием узнать… Исповедуйтесь, родной!

В его голосе звучала серьезная, нешуточная деловитость. Все происходившее никак не напоминало ни сон, ни розыгрыш…

– Да послушайте вы…

– Слушаю. Кто был в Амстердаме?

– Это ошибка какая-то…

– А я ведь предлагал по-хорошему, – грустно сказал невидимый собеседник. – Что там у него по ориентировке, Коля? Пассивной педерастии не отмечено?