Нелетная погода

– И где же? – с любопытством спросил Панарин.

– После долгих дебатов пришли к выводу, что угадывать намерения Господа и его пристрастие к определенным областям пространства человеку не дано.

– А когда-то указывали точный адрес, – сказал Панарин. – Между Тигром и Евфратом.

– Когда-то и ученые предлагали использовать для воздухоплавания упряжки дрессированных орлов, – ответил шпилькой на шпильку священник. – Господь всюду. Как гласит псалом Давида: «Куда пойду от духа твоего и от лица твоего куда убегу? Взойду на небо – ты там. Снизойду в ад – ты там. (Кузьменко с отсутствующим выражением лица словно бы невзначай подкручивал верньер, косясь на шкалу.) Возьму крылья мои поутру и гряду к последним морям, но и там рука твоя удержит меня и наставит меня десница твоя…» – он замолчал. – Вам это вряд ли интересно, молодые люди…

Воцарилось неловкое молчание. От палатки доносились гитарные переборы и ленивый басок:

• – Тишина – недолга,
• грусть шумит, как пурга
• в сухостое прошедших столетий.
• Коль отчаялись мыслью пронзить пустоту,
• что ж вы намертво бога прибили к кресту,
• распрочертовы дети?

Великое множество гитаристов работало под Шеронина, но их творчество оставляло желать лучшего.

• – «Чтоб блудниц не любил,
• чтоб о правде не ныл,
• и о тихом добре не долдонил…»
• Ваш единственный тест —
• неоструганный крест
• да по паре гвоздей на ладони…

– Как вам песня? – невинно спросил Панарин.

– Возможно, я вас огорчу, но могу ее только приветствовать. Конечно, к образу Христа этот молодой человек обратился исключительно в поисках поэтических красивостей, но то, что вы привлекаете наши образы для осмысления обуревавших вас проблем, не может нас не радовать… Позвольте откланяться. Крайне приятно было познакомиться.

Он с достоинством благословил обоих отработанным до автоматизма жестом и не спеша зашагал к лагерю.

– М-да, – сказал Панарин. – С орлами он нас неплохо подсек… Что твои ящики?

– Фон от него идет сильный, – сказал Кузьменко. – Не слабее, чем от твоих личных сложностей.

– А верит он в то, что декларировал?

– Ох, а я тебе объяснял, распинался… – поморщился Кузьменко. – Откуда я знаю? Обидно – мы не можем выбить разрешения на эксперимент, а у этих имеется собственный звездолет…

– Традиции – живучая штука, – сказал Панарин. – Пусть себе потешатся напоследок, прежде чем вымереть…

– А тебе не кажется, что мы их недооцениваем?

– Мы? – удивился Панарин. – Брось, какое там. Полечу я, пожалуй. Возьму крылья мои поутру и гряду к поселку…

Грузового мобиля уже не было, гитарист затих. Заглядывать в палатки показалось неудобным, и Панарин направился к своему мобилю.

– Командор! – остановил его незнакомый девичий голос.

Панарин обернулся и узнал блондинку, которая была позавчера в «Приюте» с Иреной.

– Здравствуйте. А где Ирена?

– Где-то в поселке. Так даже лучше.

– Почему?

– Она девушка самолюбивая. Обещала похвастать перед вами успехом, а хвастать, оказывается, и нечем.

– Неудача?

– Увы, – грустно сказала девушка. – Откопали подающую надежды плиту, но быстро выяснилось, что ничьи руки к ней не прикасались – курьезы тектонической деятельности. И о письменах не может идти речи – курьезы природы… Хорошо хоть, не успели поднять шум на всю Ойкумену, как предлагали некоторые горячие головы… И у вас без изменений?

– Без малейших.

И они улыбнулись друг другу печальной улыбкой людей, связанных общей бедой.

Вернувшись к себе, Панарин позвонил Муромцеву и спросил, есть ли какой-нибудь смысл в исследованиях аномальных областей пространства конфигурации К-3 – он специально запомнил и за точность ручается. Муромцев, задумавшись не более чем на десять секунд, сообщил, что данные области, равно как и отличающие их аномалии, давно и скрупулезно изучены современной наукой и возиться с ними далее означало бы примерно то же самое, что вычислять значение числа «пи» до миллиардного знака после запятой – теоретически это возможно, а практически никому не нужно. Мыcль о том, что гости с «Апостола Павла» могли усмотреть в них что-то, ускользнувшее от взора современной науки, Муромцев с негодованием отмел как дилетантскую. Разве что именно в этих областях пребывает Господь Бог, но уж верить в это или нет – личное дело Панарина.

После этой отповеди, прибавившей толику недоумения, Панарин позвонил Марине, но здесь его ожидал афронт номер два – узнав, о чем он собирается ее просить, Марина крайне резко заявила, что не видит нужды второй раз отправляться в полет и в оруженосцах не нуждается. Правда, она преисполнилась холодности лишь после того, как Панарин рассказал о сути затруднений, и у него сложилось впечатление, что она просто-напросто недолюбливает ИНП и его эксперименты…