Богиня по ошибке

Она мотнула головой, явно соглашаясь. Впрочем, в здешнем мире я бы ни за что не поручилась. Возможно, она понимала мои слова.

— Ясно, что все называют тебя Эпона, но, по-моему, это слишком официально и напыщенно. — Я затеребила ее гриву. — Как тебе понравится, если я буду звать тебя Эпи? Звучит не так благородно, как твое полное имя, но в моем мире благородство обычно сродни притворству политиков.

Я решила, что ее не заинтересует унылая лекция о падении современной американской политики, но нам предстояло провести два долгих дня один на один. Поэтому я приберегла этот рассказ на потом, на тот случай, если действительно исчерпаю все остальные темы.

Серебристая красавица бойко фыркнула и загарцевала, что и послужило мне ответом.

— Значит, будешь Эпи.

Я перебирала ее длинную гриву, устраиваясь в седле поудобнее для долгой дороги. С самого начала было ясно, что Эпи не из тех лошадей, которым требуется постоянное внимание всадника. Она хорошо соображала и была вполне способна самостоятельно трусить по тропе без моих понуканий и одергивания. Поэтому я выпрямилась и принялась разглядывать ландшафт. Сельский пейзаж был, безусловно, красив. Между деревьев мелькали домики на живописных угодьях, ухоженные, с соломенными крышами, сплошной восторг. Однако мысль о том, сколько жучков водится в этой самой соломе, поубавила мой романтический энтузиазм.

Между коттеджами протянулись акры виноградников и засеянных полей. Кажется, я узнала кукурузу и бобы, хотя не уверена — все-таки освещение было не то. Иногда я замечала полусонных животных, в основном коров и овец с редким вкраплением лошадей. На меня произвело большое впечатление, что Эпи ни разу не заржала, как это сделала бы обычная кобыла. Довольно часто в поле моего зрения появлялась дорога, освещенная луной. Она петляла среди усадьб примерно в том же направлении — северо-западном, но я находилась на приличном расстоянии от нее, к тому же меня скрывали деревья.

В целом ночь была приятная. Полагаю, некоторых трусливых неженок могла бы испугать мысль о том, чтобы оказаться одному непонятно где, но я никогда не боялась ни темноты, ни одиночества. Правда, впереди меня ждало что-то страшное. Я сама толком не знала, что буду делать, когда доберусь туда, если, конечно, такое случится, но, как Скарлетт О'Хара, не думала о будущем. Поэтому мне было отнюдь не трудно радоваться чудесной ночной прогулке, не признавая очевидного.

Постепенно света прибавлялось. Деревья становились все гуще, а тропинка — незаметнее. Эпи, видимо, это ничуть не тревожило, поэтому я отпустила поводья, и мы медленно, но верно приближались к каменистому берегу реки. К этому времени до меня также дошло, что я уехала, вся из себя такая крутая и стервозная, даже не подумав о таких вещах, как завтрак, обед, ужин, вода и туалетная бумага. Не знаю, сколько там прошло времени, но, когда солнце выглянуло из-за верхушек деревьев, мой зад и желудок ясно дали мне понять, что мы едем уже «какое-то время».

В Оклахоме это означает от пяти часов до пяти дней. Умом я понимала, что провела в седле около пяти часов, но зад и желудок были уверены, что прошло пять дней. Скажем прямо, они больше, чем мой ум, поэтому победили.

Хорошо, что я хотя бы знала, где раздобыть воды.

«Я ловко спешусь, отведу Эпи вниз к сверкающей реке и в духе Джона Уэйна утолю жажду холодной освежающей водой. Быть может, даже прогуляюсь немного, чтобы Эпи отдохнула».

Легче подумать, чем сделать.

Вы когда-нибудь сидели в седле «какое-то время»? Я имею в виду не несколько кругов по загону под громкое одобрение сияющего инструктора и не верховую прогулку за пятьдесят баксов в час, когда вас сажают на полудохлую клячу, которая тащится за пятнадцатью такими же доходягами по пыльной тропе. Длится все это удовольствие ровно тридцать пять с половиной минут.

Я имею в виду настоящую езду верхом на живой лошади в течение нескольких часов, все время меняя шаг — то рысью, то галопом, то снова рысью. Стоит учесть, что я сама давно уже не девочка, как-никак тридцать пять лет, притом не завтракала.

Увы, все не так легко, как кажется в фильмах, хотя я уверена в том, что Джон Уэйн действительно был превосходным всадником. Зад у него, видимо, сделан из железа. Благослови его Господь.

Я соскользнула с Эпи и вообще не почувствовала ног, от бедер до ступней. Зад никуда не делся, остался на месте, только, как мне показалось, сплющился и расширился. Какая чудесная мысль. Я попыталась восстановить кровообращение в конечностях, радуясь, что Эпи — единственный свидетель моих усилий размять затекшие ягодицы.