Князь Владимир, Стр. 241

– Княже, – снова сказал Тавр, – оставь это волхвам.

– Такое важное дело? Да никогда в жизни. Даже тебе не доверю, а уж волхвам… Я – великий князь всей Руси. В моей власти повернуть ее как к озверению или оскотению… оскотинению, так и… ну, приобщению к богам. Только как это сделать, не знаю.

– Ну, как к озверению знаешь… У тебя уже сколько жен?

Владимир снова не заметил шутки, боярин старается вернуть его на землю, где ходят все, сказал очень серьезно:

– Я себя не переоцениваю, не думай! Мол, захочу – поверну туда, захочу – сюда… Просто человека так легко повернуть в любую сторону, что страшно мне!

После случая с лесным человеком Тавр заметил, что к князю зачастили волхвы. Они и раньше пытались бывать у него чаще, но Владимир отмахивался, дел невпроворот, ежели что надобно – скажите, мол, Тавру, а то даже Кремень распорядится. Исключение делал для Бориса, больше воина-ветерана, чем волхва, но с ним говорил больше о политике, чем о богах.

Теперь же речи в тереме велись заумные, нудные и глупые, по разумению Тавра. Он присутствовал не раз, Владимир не таился, охотно включал в работу и чужие мозги, а своей головой Тавр гордился не зря. Уже доказал, что котелок на его плечах варит лучше, чем у многих родовитых, стоявших у трона Ольги, Святослава и Ярополка.

Запах кавы распространялся теперь по всему терему. Вслед за князем к ней пристрастились бояре и даже гридни. Сувор ненадолго отлучался в Жидовский квартал, возвращался с мешком ароматных зерен. Иудеи набивались поставлять каву прямо в терем, но Сувор воспротивился: обманут, надуют, гнилье да попревшее в дороге спихнут, все племя у них такое, а так он в их закромах все перероет, перещупает, выберет самое лучшее. Теперь в княжьем тереме уже вдвоем с Кременем носили в чугунке наверх ароматное пойло, разливали по махоньким чашкам князю и боярам.

На этот раз у князя был сам Несс, верховный жрец всей земли Русской. Каву он брезгливо отодвинул, но и в сторону чаши с хмельным медом не повел бровью. Для него Борис, его помощник, готовил особый отвар из трав. Несс, который помнил еще молодого Рюрика, так о нем говорили, был бодр и свеж, хотя и с виду напоминал столетний вяз, а глаза блестели жизнью.

– Ты должен знать, княже, что когда долго-долго, невообразимо долго, вечность обретала форму, она приняла облик Праяйца…

– А из него явилось Прадерево, – нетерпеливо сказал Владимир, – на котором теперь сидит Род в облике белого сокола. Это я знаю, великий волхв. Пропусти несколько веков своей мудрости, насладимся же главным! Жизнь так коротка, прямо утекает как песок меж пальцев! А сделать надо так много.

Волхв поморщился, взглянул строго, заговорил чуть измененным голосом:

– И когда великий Род родил двух сыновей…

– Белобога и Чернобога, – снова перебил Владимир. – И это знаю. Волхв, жизнь коротка, я хочу успеть до старости услышать конец твоего рассказа.

Несс вспылил, воздел было себя грозно, но хоть перед ним сидел почти что юнец, но глаза у него были совсем не молодые, в них была тоска и боль много повидавшего человека, словно из тела юного князя смотрел другой человек – неулыбчивый и жестокий. И Несс опустился на лавку, сказал глухо:

– Эх, княже… не вижу в тебе почтения к великим деяниям народа нашего.

– Эх, волхв, – ответил ему Владимир в тон, – меня больше волнует, что с моим народом будет, чем то, что было! Но ты рассказывай. Авось и в прошлом отыщется какое-то зерно, что можно прорастить нам на пользу.

– А знаешь ли, что русским он стал зваться только что, а это время – песчинка в сравнении со всей его жизнью?

– А это важно?

Волхв хотел было снова вспылить, привык к послушанию младших волхвов, но князь смотрел требовательно, и он сказал лишь с легкой укоризной:

– Знаешь ли ты, княже, что народ наш идет из такой древности, что и земля была не та, и горы не те, и солнце светило не такое, и луны не было на свете… но волхвы все помнят и все укладывают в свои записи? Знаешь ли ты, что народ наш – могучий ствол древа, он все пускает ветви, а те всякий раз начинают жить сами, отделяясь от ствола, и скоро забывают о кровном родстве? И снова мы – сердце, обрастаем плотью, снова даем новые выплески племен, что идут на юг, на север, идут на восток и запад, заселяют земли…

– Добро, что заселяют, – пробурчал Владимир. – Плохо, что воюют потом. Ляхи, к примеру.

Волхв пренебрежительно отмахнулся:

– Ляхи – сегодняшний день, а, к примеру, хетты, или хатты, хатцы – ибо они даже в походах ставили хатки, – то день позавчерашний… Не слыхивал о таком народе? А он был. Великий народ, что отпочковался от нас, великая держава… Особенно много родов и даже племен выделилось из нашего народа при великом завоевании Индии. Многие там и остались… Еще больше родов вычленилось после большого похода в Малую Азию. Наши предки завоевали много стран, захватили Мидию, Мизию, Опаленный Стан… Двадцать восемь лет держали все эти страны в повиновении, затем ушли назад с богатой добычей. А многие остались там жить, выстроили свои славянские города Назарет, Еруслан…