Люк распахнулся, по простой лесенке на песок спустился подросток, за ним еще один, а когда вышел третий, еще меньше, я врубился, что это не подростки, совсем не подростки. Наверняка и на других планетах есть свои камбоджийцы и вьетнамцы, хотя эти без туземных пик и барабанов, а одеты в костюмы высотных летчиков. Лица, правда, открыты, я плохо рассмотрел, а они разбрелись в разные стороны, время от времени что-то хватают в песке, суют в ящички либо бегом относят в корабль.
Меня заметили не сразу, явно все-таки вьетнамцы или японцы, у них там все в очках, двигаются, глядя в землю, пока один едва не наткнулся на мои растопыренные ноги.
– Ой, кто это?
К нему быстро подбежала женщина, вскрикнула тонким детским голосом, словно главная героиня всех индийских фильмов:
– Ой, какой красивый!
Она поспешно протянула ко мне руки и ухватила на руки питона, словно страшась, что находку перехватят коллеги. Второй сказал с укором:
– Икана, ты же специализируешься на формика пиццеа!..
– Этого питончика, – ответила она, – подарю своему брату. Он любит таких зверюшек.
– А если укусит?
– Увы, – сказала она с жалостью, – это же не змея, питоны не кусают и не жалят… А чего здесь этот туземец?
Мужчина посмотрел на меня задумчиво, предположил:
– Что-то ритуальное. Обряд инициации, к примеру.
– Инициации? – повторила она. – Но это же в подростковом возрасте…
– Многие до седин не выходят из подростковости, – возразил он. – А то и вовсе из ребячества. Пусть, не будем вмешиваться в обычаи туземных племен! Мы же все-таки исходим из доктрины общегалактических ценностей?
– Да, конечно, – ответила она поспешно. Взгляд зеленых глаз остановился на моем обгорелом лице, с него клочьями слезает не только кожа, но сползают, как при тектонических сдвигах, целые пласты прожаренного мяса. – Терпи, туземец… Детские иллюзии теряются трудно. Быть мужчиной не так уж и плохо… Хотя ребенком, бесспорно, приятнее.
Отвернулась, во взгляде сочувствие, смешанное с безразличием и легкой брезгливостью, которую тщательно скрывает, чтобы не задеть моих чувств. Мужчина сказал мирно:
– Смотри, по лицу видно, как он гордится этим испытанием. Еще бы, не всех к нему допускают, не всех!..
– Ладно, – сказала она, – пойдем.
– Пойдем, – согласился он. – Видишь, он глаза выпучил! Гневается, видать.
Женщина, которую он называл Иканой, слегка поклонилась мне и произнесла настолько певуче тоненьким голоском, что я ожидал тут же грациозного танца с пением и двиганьем головы из стороны в сторону:
– Прости за вторжение в ваши… ваши священные ритуалы. Мы удаляемся, дабы не потревожить…
– Да-да, – сказал мужчина, – дабы не потревожить.
К ним подошел третий, еще мельче, уже не вьетнамец, а настоящий звездный пигмей, всмотрелся с отвращением:
– Господи, везде эти дикари!.. Нет, это надо прекратить.
Он вытащил нож и посмотрел на мое горло. Женщина вскрикнула:
– Гого, прекрати!.. Твой бог пусть правит в твоем народе, в чужое племя пусть не лезет!
– Мой бог Кокацепль, – провозгласил пигмей, – бог всего сущего, он получает в свое владение любую звездную систему, на которую ступает сандалия телурийца. Так что здесь правит Кокацепль, и я – от имени бога.
Не успели его остановить, он одним взмахом перехватил ремень на моих руках, выдернул кляп изо рта. Женщина вскрикнула мне жалобно:
– Прости, прости нас за нарушение ваших священных ритуалов! Но этот глупый человек… он фанатик… если потребуете, мы выдадим его вашему племени на расправу, мы чтим обычаи всех племен и народов…
Другой ухватил пигмея сзади и держал его крепко, не давая двигаться, а женщина подобрала веревки и готовилась снова связать мне руки. Пигмей смотрел гордо, счастливый, что дикари разорвут на части, обретет сан мученичества. Я прохрипел обгоревшим ртом:
– Нет Кокацепля, кроме Кокацепля… и ты пророк его… Я признаю его верховным богом…
Двое ахнули, пигмей засиял довольством, подрос, расправил плечики.
– Я же говорил, – произнес он с чувством. – Я же говорил!.. Наше учение истинно, потому что оно верно.
– Я чувствую необходимость припасть к его истокам, – твердо сказал я. – Возьмите меня с этой планеты, где все еще не знают истинной веры в Кокацепля! Это погрязший в невежестве мир, а я хочу ощутить свет… это так мучительно – видеть только узкий лучик!