Сокровище антиквара

Это было произнесено без малейшей иронии, но она все равно явственно чувствовалась в воздухе.

— Ну и что? — спросил Смолин сухо.

— Да ничего. Вы с ним вроде вместе сидели?

— Было дело.

— Понятненько. А раз приютили, значит, и тогда еще были в хороших отношениях?

— Ну и что? — пожал плечами Смолин.

— Да ничего, ничего… Ладно, не будем отвлекаться, закончим побыстрее, что мне вас-то держать… Да и у меня дел полно, свидетелей — невероятное количество, все, кто покойного знал, сталкивался, пересекался… Заметный в Шантарске был человек, начальство землю роет и настрого предупредило насчет того, чтобы — никакого формального отношения, чтобы всерьез гада искали… Есть еще формализм в нашей работе, есть, не изжит целиком… Василий Яковлевич, а не припомните, где вы были восьмого августа часиков с пятнадцати до восемнадцати?

Он быстро написал две строчки — несомненно, только что заданный вопрос. Не отрывая ручки от бумаги, уставился на Смолина с явным нетерпением.

Смолин понял практически сразу же. Потому что это были дата и примерное время убийства Шевалье.

Он не испугался, не запаниковал, никаких эмоций и буйной пляски мыслей. Голова работала холодно и четко.

Вот, значит, как… Даже так… С-суки…

Разумеется, ответить он мог моментально и обстоятельно… и никак не мог. Потому что ответ (доподлинная правда) звучал бы следующим образом: «Восьмого августа, где-то с полвторого до шести с копейками я был занят сделкой с проживающим в Шантарске гражданином Яшиным Михаилом Денисовичем, широко известным в узких кругах коллекционером. Означенному гражданину я продал четыре единицы холодного оружия, двуствольный бельгийский карманный пистолет с откидным штыком, а также ордена: австро-венгерский рыцарский крест ордена Франца-Иосифа, два Железных креста, Третьего рейха и Германской империи, а также орден Ленина и две Славы, третьей степени и второй».

Но кто бы из антикваров в здравом уме и трезвом рассудке стал бы выкладывать такую правду менту? Здесь что ни фразочка, то статья, а в сумме — три статьи. Советские награды — раз, холодняк — два, огнестрел — четыре. Бельгийский пистолетик был капсюльным, середины девятнадцатого века, но в соответствии с буквой закона он несомненно являл собой огнестрельное оружие, поскольку был в исправнейшем состоянии: насыпь пороха, забей пулю, подбери подходящие капсюли — и пали из обеих стволов… Так что о правде и заикаться не следовало.

— Не помню, — сказал Смолин, изобразив на лице старательное раздумье. — Вроде бы обычными делами, в магазине был, кажется. Кто ж вот так помнит обычные дни… Две недели прошло…

— А подумать? — на сей раз в голосе майора явственно прозвучали некие металлические оттенки.

— Сказал же, совершенно не помню.

— Так и записываем?

— Так и записываем, — твердо сказал Смолин.

— Записываем… — майор принялся писать. — Ну, собственно… У меня и все. Вот разве только исправим насчет суда и следствия… тут зачеркнем, а тут напишем: «по вине составителя протокола были допущены неточности»… и рядом — точности… Три судимости, две отсидки… У меня все, Василий Яковлевич. Прочитайте, распишитесь, только сначала напишите… или забыли уже, что там пишется? — его голос вновь стал бесстрастным.

— Помню, представьте себе, — сказал Смолин, старательно читая протокол. — С моих слов записано верно, мною прочитано…

Он расписался внизу каждого листа, а на последнем, как и следовало, изобразил на треть страницы размашистый «знак Зорро».

— Ну вот и все, собственно, — сказал майор, захлопывая папочку, поднимаясь. — Извините за беспокойство, служба такая…

Он обаятельно улыбнулся Смолину и направился к двери. Тот что в форме, подзадержался, взял Смолина за локоть и душевным таким тоном поинтересовался:

— Василий Яковлевич, вы в ближайшее время из Шантарска никуда временно выезжать не собираетесь?

— Да вроде бы нет, — сказал Смолин. — Нет такой надобности.

Собеседник еще задушевнее, с открытой и дружелюбной улыбкой продолжал:

— Даже если возникнет такая необходимость, вы уж, пожалуйста, пока воздержитесь… Идет? На некоторое время.

И воззрился явно вопросительно. Ждал, не начнет ли Смолин возмущаться, качать права, вообще задавать вопросы и проявлять эмоции.

А вот те хрен… Смолин ограничился тем, что с непроницаемым лицом ответил:

— Хорошо. Воздержусь. Скажете, когда можно будет?