Куявия, Стр. 316

Она впервые разомкнула губы, он услышал голос, полный недоумения:

– Но… почему?

– Помнишь, еще в нашу первую встречу ты сказала… а я не поверил, что у вас женщин не отдают, не завоевывают, не выкрадывают, не покупают… даже победами, они вольны в выборе?.. Позволь, я приеду еще раз.

Она ответила, глядя ему прямо в глаза:

– Я буду ждать.

Никто из артан не вымолвил слова, куявы повернули коней, раздался грохот копыт, всадники вихрем вылетели через распахнутые ворота.

* * *

Багровое солнце опустилось за небокрай, пурпурные облака медленно темнели, подернулись снизу лиловой каемкой. По степи пролегли глубокие тени, похожие на трещины, ведущие в преисподнюю.

Арса осталась позади, скачущий впереди князь Цвигун перевел коня с галопа на рысь, затянул песню, сильные глотки дружно подхватили эту застольную, она же и походная, красивую и грустную песню-гимн, в которой мужество, веселье, готовность отдать жизни за то, чтобы на белом свете жилось лучше:

• Гей-но, наповным повныя чары,
• щоб через винцы лилося!
• щоб наша доля нас не чуралась,
• щоб краше в свити жилося!!!

Они ехали большую часть ночи, а утром, переночевав и выкупав коней в реке, понеслись дальше. С каждым конским скоком он удалялся от Блестки, в груди разрасталась тревога: не сглупил ли? Свободная и независимая, не предпочтет ли одного из тех, кто ближе и напористее?

– Ты свободна, Блестка, – прошептал он навстречу ветру. – Отныне никаких оков, никаких обязательств!..

Он видел Куявию сверху не раз, сейчас двигались по прямой, как птица летит. Через несколько дней пошли куявские земли. К вечеру завидели среди леса глухую деревушку. Пастух, наигрывая грустную мелодию, шел за стадом коров. Иггельд вздрогнул, в груди ожила сладкая боль, заворочалась, пошла по всему телу.

Он пустил коня рядом.

– Что за песня у тебя такая… рвущая душу?

Пастух отнял от губ дудку, синие глаза серьезно взглянули снизу вверх на огромного всадника.

– Был такой, – сказал он тихо, – что любил, очень любил… Заставлял горы ронять слезы, деревья опускали ветви в скорби и сочувствии, а земля стонала. Его песни… это и мои песни.

Один из мужчин, что вышел забирать корову, сказал угрюмо:

– Это песня про меня.

– А как звали этого певца? – спросил Иггельд. – Кто он был? Где жил?..

Пастух пожал плечами.

– Наверное, где-то близко.

– Он жил в Степи, – сказал кто-то.

– Нет, – возразил другой. – Он мог жить только в горах, а сюда спускался с новыми песнями. В горах… ну, ближе к богам! Он делал людей другими.

Иггельд промолчал. Телохранители посматривали вопросительно, пришпорил коня и помчался через село. Утром на горизонте заблистает Куяба. Теперь его столица, откуда начнет новое завоевание Блестки. Уже – иначе.