Грех во спасение

Наконец был получен первый ответ из канцелярии обер– полицмейстера и первый же отказ. От обер-прокурора тоже отказ, и оба без каких-либо объяснений и мотиваций подобных решений. И тогда Маша осмелилась написать письмо самому императору и настроилась во что бы то ни стало добиться встречи с ним. Это было ее последней надеждой, о чем она и написала Николаю:

«Ваше Величество, позвольте припасть к Вашим стопам и просить, как милости, разрешения следовать в ссылку за государственным преступником, моим женихом Дмитрием Гагариновым, и там обвенчаться с ним, чтобы навсегда соединить свою судьбу с его судьбой и никогда с ним не разлучаться. Я льщу себя надеждой, что Вы не оставите без ответа письмо несчастной, у которой нет никаких надежд, кроме надежды на милость и доброту Вашего Величества.

Господь, Ваша воля и закон помогут нам и научат, как исправить ошибку, допущенную моим женихом. Я всецело жертвую себя человеку, без которого не могу далее жить...

Ваше Величество, простите смелость Вашей покорной просительницы и не откажитесь сочувственно отнестись к ее просьбе. Соблаговолите, Государь, милостиво разрешить мне отправиться в изгнание вместе с Дмитрием Гагариновым. Я отказываюсь от всяческих привилегий, положенных мне в силу моего дворянского происхождения, и готова полностью следовать его судьбе.

У подножия Вашего престола молю об этой милости... Надеюсь на нее...»

В начале марта, за месяц до отъезда Алексея в экспедицию, им сообщили, что Николай Павлович собирается в Вязьму, где готовились большие армейские маневры. И Маша решила незамедлительно ехать туда, чтобы подать Государю свою просьбу. В Петербурге подойти к нему было немыслимо, и она рассудила, что в Вязьме он будет доступнее и она найдет способ приблизиться к нему...

Через неделю она была в Вязьме, несмотря на то что лошадей было очень трудно достать: множество высших чинов армии двигались в том же направлении. Но Маша платила сверх прогонов и щедро давала на чай, поэтому, несмотря на весеннюю распутицу, постоянно обгоняла полковников и генералов, которые также скакали в Вязьму и порой отчаянно сердились, что какая-то девица вновь перехватила у них лошадей.

На подъезде к самой Вязьме Маша непонятно почему вообразила, что ее не пустят в город, и от страха и волнения у нее вдруг сильно забилось сердце, потемнело в глазах, а тело покрылось холодным потом. Но шлагбаум на въезде в Вязьму подняли, в город ее пропустили беспрепятственно, и Маша посчитала это добрым предзнаменованием, полностью уверовав в то, что ее предприятие завершится успехом.

Поначалу она решила остановиться в гостинице, но та была переполнена военными, и она не сочла приличным поселиться в ней. К счастью, Маша встретила здесь давнего своего знакомого, полковника Генерального штаба Григория Окуневского, часто гостившего в Полетаеве и даже пытавшегося ухаживать за ней. Он предложил Маше отдельную квартиру, которую подготовил для французского консула, но тот по какой-то причине не приехал.

Квартира была страшно дорогой, и пробудь она там день или месяц, все равно должна была заплатить четыреста рублей. И все-таки Маша согласилась взять ее, так как она находилась в двух шагах от дворца и рядом с домом великого князя, чьим сыном и был князь Василий.

Устроившись в квартире, Маша послала Антона, сопровождавшего ее в этой поездке вместе с горничной Катей, передать письмо другу и однокашнику Владимира Илларионовича еще по Пажескому корпусу графу Мюллеру, бывшему в свое время метрдотелем Александра Павловича и до сей поры служившему его брату.

Маша помнила его как чрезвычайно обстоятельного, вежливого до тонкости человека. И он не обманул ее надежд, с первых же минут встречи предложив ей всяческую поддержку и участие. Зная Машу маленькой девочкой, он был поражен приятными изменениями в ее внешности и заявил, что преклоняется перед ее смелостью и решительностью. И тут же предупредил ее, что Государь в последнее время не в духе, поэтому подойти к нему сейчас с просьбой было бы крайне непредусмотрительно.

Но уже на следующий день Мюллер появился с радостной вестью: ему удалось договориться с графом Александром Лобановым, любимцем Николая, и тот готов выслушать Машу.

Полковник Окуневский вызвался проводить ее к дому, где остановился граф, но тот оказался поистине неуловимым. В первый их визит он был на маневрах, во второй – обедал с Государем. Десять раз за два дня Маша подходила к его квартире и лишь в одиннадцатый застала его у подъезда, разговаривающим с офицерами. Распрощавшись с ними, граф повернулся и сделал шаг в сторону крыльца. Маша решительно заступила ему дорогу и поклонилась: