Игра в реальность

– Да. Но у нас боеприпасов на пять-семь минут боя. Если не успеет подойти подкрепление, то вэвэшники, а с ними и президент, прорвутся к «Кировской». А там неподалеку стоят рязанцы, которые пока еще не решили, чью сторону принять.

В холле за разбитыми дверями огней стало больше – подошли новые люди с фонариками. Теперь уже было ясно, что там скопилось не менее полусотни вооруженных людей. А сколько их еще скрывалось внизу, одному богу было известно.

– Ашот, беги к Мовчану, – шепотом приказал Федор. – Пусть тащит сюда всех своих ребят.

– Понял, – кивнул Ашот и, пригнувшись, побежал к ближайшему выходу на поверхность.

– А нам что делать? – спросил Витька.

– Ждать, – с ледяным спокойствием ответил ему Федор. – Если Мовчан успеет до начала прорыва, можно сказать, что нам повезло. А если нет…

– Значит – не повезло, – закончил за него Витька.

– В каком смысле «не повезло»? – спросил я, уже чувствуя, что ответ, который я услышу, мне не понравится.

– Мы не должны выпустить их из метро, – сказал Федор. – Если президенту и на этот раз удастся уйти, то война еще долго не закончится.

– Но нас же всего трое! – Я невольно повысил голос.

– Тише ты, – ткнул меня локтем в бок Витька.

– Туда. – Федор стволом автомата указал на обгоревший каркас небольшого магазинчика.

Теперь, когда лучи света из метро то и дело скользили по стенам, было видно, что на нем косо висели несколько покореженных металлических листов.

Укрытие было иллюзорным. С пятнадцати метров, отделявших остов магазинчика от входа в метро, автоматная пуля пробьет такой лист навылет. Но все же лучше такое убежище, чем вообще никакого. Кроме того, мне отчаянно хотелось верить, что Мовчан со своими бравыми парнями подоспеет вовремя и нам не придется принимать неравный бой.

Сидевший на корточках рядом со мной Федор негромко хохотнул.

– Ты чего? – удивленно посмотрел я в его сторону.

Война – такая штука, что у любого в самый неподходящий момент может поехать крыша. Я так, например, уже начинал подозревать, что с моей психикой не все в порядке. Какого черта я сижу здесь, держа на коленях автомат со снятым предохранителем? Какое мне дело до вэвэшников, готовящих прорыв в сторону станции метро «Кировская», которая в моем мире давно уже переименована в «Чистые пруды»? Я не знаю даже имени президента, которого ни в коем случае нельзя выпускать из здания гэбухи. Не исключено, что, узнав причину конфликта, превратившего страну в пылающий костер, я бы встал на противоположную сторону. Да я и сейчас сомневался в том, что поступаю правильно.

В конце концов, меня ведь могли просто убить! То, что я при этом останусь жив в других вариантах реальности, возможно даже, не буду ничего помнить о том, что произошло в подземном переходе под Лубянской площадью, на которой стоит памятник Дзержинскому, сварганенный Вучетичем, почему-то казалось весьма слабым утешением.

Но, вопреки здравому смыслу, я продолжал сидеть, поджав ноги, на куче какого-то хлама, воняющего паленой резиной, и, сдерживая внутреннюю дрожь, вызванную выбросом в кровь свежей порции адреналина, ждал, что же произойдет дальше.

– Тебя удивил памятник Дзержинскому? – услышал я тихий голос Федора.

Вопрос был обращен ко мне. Но я не знал, что на него ответить. Зачем он вообще спросил об этом?

Но Федор, похоже, и не ждал, что я отвечу на его вопрос. Он задал его только для того, чтобы начать разговор.

– Его снесли лет десять тому назад, – продолжал Федор. – Тогда всем казалось, что наша жизнь в один момент круто изменится. И о гэбухе можно будет навсегда забыть. Все это время Феликс валялся на заднем дворе Дома художников на Крымской набережной. А с приходом к власти нынешнего Президента его вытащили оттуда, почистили и поставили на прежнее место.

– Весьма символичный, я бы сказал, жест, – заметил Витька.

– Точно, – кивнул Федор. – Я тоже, как только увидел Феликса на прежнем месте, так и понял: все! хана! приехали!

Я слушал Федора и не мог понять, почему он все это нам рассказывает? Он не должен был объяснять нам прописные истины, известные каждому обитателю данного варианта реальности. Или он догадался, что мы не те, вернее, не совсем те, за кого себя выдаем? Каких действий в таком случае следовало ожидать с его стороны? За кого он нас принимает: за друзей или врагов? Быть может, весь этот разговор – ловушка? Федор пытается понять, насколько хорошо нам известны реалии его мира?.. Мысль, словно шарик для пинг-понга, прыгала от одного вопроса к другому и, не найдя ответа, тут же перескакивала на третий. Но был один главный вопрос, который раздувался, подобно надувному шару, готовому вот-вот лопнуть: что делать? Вопрос хотя и не оригинальный, но вполне уместный в данной ситуации.