Таня Гроттер и Болтливый сфинкс

Таня вздохнула. Идея академика казалась ей далеко не блестящей. Так уж устроен человек, что, когда припечет, он способен скорее поверить вызвоненному из телефонного справочника герою, которого никогда прежде не видел и знает только его часовые расценки за совершение различных геройств, чем кому-то из близких и хорошо известных людей. Проклятое сомнение, когда же ты прекратишь ползать по миру?

– Вы уверены, что Ванька справится? – спросила Таня.

– Уверенность – это такой маленький, почти крошечный кусочек веры, а вера творит чудеса, – отвечал академик.

Он задумчиво взял со стола гребень и стал расчесывать бороду. Тане почудилось, что борода замурлыкала от удовольствия, хотя никаких очевидных звуков она не издавала, а лишь выгибалась, и по ней пробегали серебристые волны. Тане вспомнилось, что однажды на втором курсе Ягун нашел в аудитории после лекции волос академика, ради эксперимента разорвал его на три части и произнес: «Трух-тибидох!» Рвануло так, что в аудитории не осталось ни одного целого стекла, а сам Ягун заикался две недели. Бороды волшебников не переносят насмешек.

«Если последние два ответа не нужны Медузии, то они касаются меня. Вот почему Сарданапал настоял, чтобы полетела именно я», – внезапно поняла Таня.

При всей важности открытие Таню не потрясло. Оно лишь подтвердило то, о чем Таня и сама уже думала.

* * *

Для Ваньки начались тяжелые дни. С утра и до вечера он был занят то с академиком, то с Медузией, то с ними обоими. Как-то Таня и Ягун попытались пробиться к Ваньке в двенадцать ночи, чтобы хоть мельком его увидеть, но обнаружили перед дверью комнаты Пельменника с секирой.

– Не положено здесь ходить! Они-с устали-с и почивают! – сказал Пельменник, преграждая им путь.

– С каких пор ты стал Ваньку во множественном числе называть? – удивился Ягун.

Пельменник заворочал в орбите единственным глазом.

– С каких велели, с таких и стал! – решительно сказал он.

– Не упрямься! Мы всего на пять минут!

– Не положено!

– Да ты его уже своими воплями разбудил! Где тут логика?

Но Пельменник был потому и Пельменник, что выполнял приказы, а не определял степень присутствия в них логики.

– Сказано: не велено, – значит, не велено! – упрямо повторил он.

– А если тебе прикажут секирой меня рубануть – рубанешь? – провокационно спросил Ягун.

Лучше бы он промолчал.

– Можно и без приказа! – сказал Пельменник, поплевывая на ладони.

Прикинув, что провоцировать идиота себе дороже, Таня с Ягуном ушли ни с чем. Правда, десять минут спустя они облетели башню снаружи и заглянули к Валялкину в окно. К их удивлению, вымотанный Ванька действительно спал. Причем спал одетым. Колени у него были на полу, а грудью он лежал на кровати. Даже у Ягуна хватило милосердия его не будить, хотя первоначально он планировал зависнуть за окном и напустить в комнату дыма.

– Что они, интересно, с ним такое делают, что он до кровати не дополз? Пытают его, что ли? – спросил Ягун.

– Думаю, да, – сказала Таня, вспоминая первое занятие ратной магией.

Трижды Таня выбиралась к Бейбарсову. Глеб лежал все в той же будке у железнодорожного переезда. К Бейбарсову Таню тоже не пускали. Только уже не Пельменник, а Аббатикова со Свеколт. Они были вежливы, предупредительны, но одновременно холодны, как пальцы санитара в морге.

– Глебу плохо. Глеба не стоит беспокоить, – говорили они.

Один раз Тане повезло. Ленка с Жанной куда-то отлучились, и она прорвалась за занавеску. Глеб лежал и равнодушно смотрел в потолок. Выглядел он все так же скверно. Глаза ввалились. Пахло ароматными пирамидками. Играла какая-то медитативная музыка, не имевшая четкого источника. На табуретке рядом с кроватью лежала высохшая обезьянья рука, беспрестанно сжимавшая и разжимавшая пальцы, на одном из которых был перстень.

– Эй! Ты как? – громко спросила Таня.

Глеб посмотрел на нее пустыми глазами. Тане показалось, что он одурманен. Она схватила обезьянью руку и, распахнув окно, вышвырнула ее в снег. Рука была раскаленной. Снег вокруг стал шипеть и таять. Затем рука вспыхнула и исчезла. Одновременно сквозняк выветрил из комнаты запах пирамидок.

– Эй! А сейчас ты меня слышишь? – крикнула Таня.

Бейбарсов чуть более осмысленно закрыл и открыл глаза, показывая, что слышит, а затем отвернулся к стене. Вскоре по его глубокому дыханию, Таня поняла, что он спит. Постояв немного, Таня вышла из будки. На пороге ей встретилась Галина Николаевна, вышедшая на крыльцо с флажками, чтобы сопроводить очередной состав.