Формула одиночества

– Боже! – Молодцов близоруко прищурился. – Милая, славная девочка превратилась в мерзкую бандершу. Куда пропало ваше воспитание? Или в своей Сибири растеряли? Среди диких аборигенов?

– О диких аборигенах я еще вам расскажу... Как-нибудь! И поделюсь опытом, как загонять мамонтов в ловчую яму. – Марина с презрением посмотрела на свою бывшую любовь. И это ничтожество она когда-то любила? Боже, каких только глупостей мы не совершаем в юности!

Она перевела дух и посмотрела на мачеху. За спиной хлопнула дверь. Молодцов наконец-то покинул палату. И последнее слово в этой схватке осталось за ней. Что по нынешним временам случалось не так часто. Изменили все именно те несколько дней, которые она провела в обществе Арсена.

Арсен! Опять этот Арсен! Кажется, есть все предпосылки выбросить его из головы. Но нет, она продолжает постоянно о нем вспоминать, хотя ее голова должна быть занята сейчас другим, крайне важным делом не только для нее, но и для всех ее односельчан, которые извечно связывали свою жизнь сначала с усадьбой, а затем – с музеем.

Ольга Борисовна, приняв скорбный вид, посмотрела на падчерицу:

– Хорошо, я тебя слушаю!

– У меня к вам несколько вопросов. – Марина присела на освободившийся стул.

– Ты не могла бы сначала поинтересоваться моим здоровьем, а затем задавать свои вопросы? – вкрадчиво спросила мачеха, и глаза ее недобро блеснули. – Вообще, какое ты имеешь право задавать мне свои вопросы? Следователь прокуратуры и тот оставил меня в покое, а ты приперлась тут права качать! Дерзишь Молодцову, чуть ли не хамишь ему! Ты-то смоешься в свою Сибирь, и поминай как звали! А нам здесь жить, работать...

Последние слова мачеха почти прошипела, а щеки ее побагровели от негодования.

Но Марина не удивилась столь быстрому превращению милой и обаятельной Ольги Борисовны в мегеру. Честно сказать, от прежней Ольги Борисовны мало что осталось. Раньше свое негодование она выражала громче и не стесняясь в выражениях. А сейчас то ли постарела, то ли боялась поднимать шум, но, скорее всего, это Марина повзрослела и уже не воспринимала свистящий шепот и недобрый прищур глаз как катастрофу.

Она лишь нахмурилась, понимая, что разговор предстоит не из легких.

– Давайте не будем ссориться. Думаю, нам стоит откровенно обсудить кое-какие проблемы, пока вами не занялись прокуратура и милиция.

– На что это ты намекаешь? – еще больше побагровела Ольга Борисовна.

И Марина в какой-то момент даже испугалась, что мачеху хватит удар.

– Во-первых, я хочу узнать, какие вопросы вы решали в Москве, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал не так жестко, как до этого. – Во-вторых, кто из местных мог навести похитителей на самые ценные экспонаты или даже участвовать в ограблении, и в-третьих, почему вы оставили отца одного в то время, когда он более всего нуждался в вашей поддержке.

– Милочка, – Ольга Борисовна с нескрываемым облегчением откинулась на подушки, – что за чепуху ты городишь? Какие еще вопросы я могла решать в Москве, как не по музею? Я все пороги обила в министерстве, старалась защитить усадьбу. Тебе же и дела до этого не было. Отиралась в своей Сибири или где-то там еще, и горя мало!

Марина стиснула зубы, чтобы не сорваться. А лицо Ольги Борисовны приобрело прежнюю окраску, умело подправленную макияжем. И она продолжала с плохо скрываемой издевкой:

– Остынь и занимайся своими делами. Не стоит ссориться у гроба Аркадия Сергеевича. Он этого не заслужил.

– Спасибо, что напомнили. – Марина в упор посмотрела на мачеху. – И все же почему именно вы поехали в Москву, а не отец?

– Милочка, – Ольга Борисовна смерила ее покровительственным взглядом, – ты забыла, что твоему отцу пошел восьмой десяток, и его уже начали посещать, как бы это мягче выразиться, – она повертела пальцами возле виска, – старческие заскоки.

– Простите, – процедила Марина, – мы с ним встречались три месяца назад на конгрессе историков в Пскове, и я не заметила у него никаких заскоков. Он каждое утро пробегал от трех до пяти километров, обливался ледяной водой, а его доклад на пленарном заседании был признан одним из лучших. И авторитет отца в научных и музейных кругах на несколько порядков выше, чем у вас. Это ему следовало поехать в Москву, чтобы решить эти вопросы. Сдается мне, вам выгодно представить его старым маразматиком. Или вы ездили в Москву по другим, лично вам интересным делам?