Р-раз!
И затыльник автомата впечатывается Плиеву в живот.
Два!
Проворот на правой ноге, приседание…
Снизу вверх заезжаю тем же затыльником под ребро атакующему Лацису. Сдавленно крякнув, он отлетает в сторону.
В полуприседе поворачиваюсь вокруг и ногой подсекаю Демина. В последний момент он пытается отпрыгнуть, но увы…
Еще поворот, и сухо звучит короткая очередь.
От пенька летят щепки, и бойцы довольно ухмыляются.
— Ну… примерно вот так, товарищ лейтенант…
— То есть вы стреляете навскидку, Котов? Оружие к плечу не поднимаете? Почему?
— Поле зрения сильно закрывает. Я тогда и видеть меньше буду, да и от нападающих не отобьюсь, просто не успею.
— Хм… интересно…
Оба командира переглядываются, и Хворостинин говорит мне: «Продолжайте тренировку, товарищ Котов!»
Опять «товарищ»? Ох, не просто так особист оговорился…
Провожаю взглядом удаляющихся командиров.
Чует сердце, скоро предстоит мне с ними разговор по душам…
— Что вы можете сказать по всему, что сейчас увидели? — Хворостинин приподнял ветку, обходя ямку.
— Это не немецкая школа, Игорь Петрович. Совершенно точно могу утверждать.
— А чья же?
— Кое-что знакомое есть. У нас похожие вещи преподавали. Но вот его фокус с винтовкой… — покачал головою лейтенант. — Это уж и вовсе… Я бы сказал, скорее японское, но точно не наше. Да и манера стрельбы…
— Осназ?
— Очень вероятно. Но как он сумел это выучить? И где? Поверьте моему опыту, за год такого не изучить.
— А за два?
— У него это совершенно автоматически происходит, даже под ноги не глядит. Словно на затылке глаза есть. Как он второго бойца припечатал! А ведь видеть его не мог!
— Слышать мог.
— То есть он и на слух работать может?
— А вы как думаете? — Хворостинин подал руку лейтенанту, помогая ему подняться на откос.
— Думаю, что может. В любом случае он кто угодно, но не рядовой боец. Посмотрите на его манеру разговаривать. Да и как бойцы его слушают! Только что рот не разевают!
— Я-то с ним побольше вашего разговаривал и, смею заметить, тоже обратил на это внимание. Это не манера разговора рядового. Слова правильно произносит, если и сбивается иногда, так, на мой взгляд, — специально.
— Вы думаете, что…
— А вы?
— Не знаю…
Темная фигура выскользнула из прибрежной травы и замерла, оглядываясь по сторонам. Тихо… Только ветер шумел в верхушках деревьев, раскачивая их из стороны в сторону.
Позади в реке что-то булькнуло. Кто там?
Никого…
Разведчик огляделся по сторонам.
Дорога осталась справа, мост отсюда виден не был. Так же как и позевывающий от скуки, одинокий полицай, прохаживающийся по нему. Остальные коллеги часового сейчас сидели в деревушке. Прямо перед Лемешевым стеной стоял лес, до него оставалось всего полсотни метров. Он еще раз огляделся. Никого.
Ничьи следы не отпечатались на мокром берегу. Не было их и на мокрой траве, ничьи ноги не ходили сегодня по ней. Ветерок слегка пошевеливал ветки близлежащих кустов. Где-то там, в лесу, посвистывали птицы. Это хорошо, значит, рядом с ними людей нет.
Сержант прислушался. Нет, никаких посторонних звуков в лесу не было. Можно двигаться дальше?
Отойдя от реки около километра, Лемешев перевел дух. Самый опасный участок пути остался позади. Теперь можно хотя бы не ползком ползти, а то одежда уже вся пропиталась водой, да и в сапогах хлюпало. Теперь еще бы пересечь перешеек между болотами — и ищи-свищи…
— Маркус, ты его видишь? — прошептал наблюдатель, не отнимая от глаз бинокля.
— Да, Ганс, только вот стрелять сейчас мне неудобно. Этот чертов русский почти не появляется на виду. Помнишь, что сказал гауптман? Один выстрел — и все! Обождем…
— Он может уйти в лес.
— Может. И точно сделает это, если я промахнусь.
Снайпер замолчал.
Молчал и его напарник.
Так прошло несколько минут.
— Ганс!
— Да?
— Вон там, в кустах… видишь небольшую проплешину?
— Это ту, где лежит береза?
— Да, именно эту.
— Вижу.
— Он будет проходить мимо нее и на фоне березы хорошо прорисуется.
— Там, перед проплешиной, кусты. Они его закроют.
— Верно. От человека, стоящего на земле. Но я-то сижу на дереве, и мне кусты не мешают.
— Смотри, Маркус. Тебе в данном случае виднее.