Мир без Солнца

— Когда это произошло? — задал вопрос Газаров. — Я имею в виду, как долго вы пробыли в этом мире?

— Я не могу точно ответить на твой вопрос, — с сожалением покачал головой Плавт. — В этом мире нет солнца, а день не сменяет ночь. Поэтому мне трудно определить, сколько дней прошло с того момента, когда моя центурия оказалась в красной пустыне. Но, если судить по потребности наших животов в пище, — улыбнулся центурион, — то до встречи с отрядом Иво мы пробыли здесь пять или шесть дней.

— Чуть меньше, чем мы, — констатировал Газаров.

— Столько же, сколько и мы, — поправил его Леру. — Психологам хорошо известен тот факт, что у человека находящегося в условиях, при которых он не имеет возможности следить за ход времени, ход его внутренних часов замедляется.

— Следовательно, можно предположить, что центурия господина Плавта оказалась в багровом мире в результате того же катаклизма, который перебросил сюда нашу станцию? — задала вопрос всем присутствующим Стайн.

— А заодно и псевдоптеродактиль, который чуть не съел Бергсона, — добавил Леру. — Кстати, — обратился он к старшему медику, — как он, поправляется?

— Поправляется, — кивнул Егоршин. — Но медленнее, чем хотелось бы. У Бергсона серьезное нервное расстройство, осложненное депрессивным синдромом.

— Лучше нужно проверять людей, прежде чем отправлять их в дальний космос, — недовольно процедила сквозь зубы Стайн.

— Никто не думал, что на РХ-183 может случиться что-то... — Егоршин развел руками, не в силах найти определения тому, что с ними произошло. — Поэтому и требования к состоянию здоровья участников экспедиции были не слишком высокими.

— Он предполагал, — взглядом указала на Кийска Стайн. — Только его никто слушать не хотел... И я в том числе... — чтобы сменить тему, Стайн обратилась к центуриону: — Вы нормально устроились, господин Плавт?

— Да, благодарю вас, — с искренней признательностью наклонил голову римлянин. — После нескольких дней в пустыне мы оказались в царстве богов, — добавил он с улыбкой, дабы никто не подумал, что он говорит это всерьез.

— Пришлось потесниться, — заметил без всякой обиды Газаров.

— Но пока места хватает всем.

— Пока? — непонимающе посмотрела на главного механика Стайн.

— Ну, если Иво из следующего похода в пустыню снова вернется с гостями, то их нам уже негде будет разместить, — усмехнулся Газаров.

— Я приношу свои извинения за те неудобства, которые мы вам причиняем, — приложил руку к груди римлянин.

Он хотел еще что-то сказать, но Стайн перебила его, махнув рукой:

— Не будем об этом, господин Плавт. Вы находились в куда более сложном положении, нежели мы. Теперь нам вместе предстоит выбираться из той передряги, в которую мы угодили.

— Моя жизнь и жизни моих солдат принадлежат Императору и вам, госпожа Стайн! — произнес, как клятву, Сервий Плавт.

Когда римлянин только узнал о том, что мужчинами на станции командует женщина, ему это показалось в высшей степени странным. Однако, увидев Лизу Стайн и убедившись в том, что в умение подчинят людей своей воле она не уступит любому из мужчин, Плавт благоразумно решил отнестись с пониманием, а, если потребуется, то и со снисхождением к обычаям людей, среди которых он оказался. Тем более, что женщина, стоявшая во главе мужчин, была не самым удивительным из того, с чем он столкнулся на станции.

— Благодарю вас, господин Плавт, — на губах Стайн мелькнула тень улыбки. — Надеюсь, наша еда пришлась вам по вкусу?

— О, да, — ответил Плавт, несколько покривив при этом душой.

Еда, действительно, была неплохая, но местные повара заслуживали хорошей порки за то, что не умели должным образом приготовить ее и подать к столу, как следует.

Дабы его небольшая ложь осталась незамеченной, Сервий Плавт поспешил добавить:

— А ваши врачи просто волшебники!

И это была истинная правда. Врачи на станции творили настоящие чудеса. Рана, которую сам центурион получил во время битвы, была не слишком серьезной, но за время блуждания по пескам, она воспалилась и начала гноиться. К удивлению Плавта, после того, как врач на станции смазал его рану каким-то прозрачным, резко пахнущим раствором, а затем буквально на один миг приложил к плечу римлянина какой-то странный предмет, который он называл «пневмошприц», рана перестала болеть, а к следующему утру и вовсе затянулась. Даже те из солдат Плавта, которым римские врачи непременно бы отрезали раненую руку или ногу, начали быстро поправляться.