40  

Бергсон в ответ только криво усмехнулся. Ему пока еще не доводилось слышать от Леру ни одного дельного замечания. Философ только тем и занимался, что высокомерно кичился своими выдающимися аналитическими способностями, но до сих пор от них не было никакого проку.

— Как вам понравились новые ощущения? — спросил у Леру Кийск.

— Ощущение в высшей степени необычное, — Леру задумчиво закатил глаза к неподвижному небу. — Я даже не знаю, с чем его можно сравнить. И, должен признаться, оставшись в одиночестве, не слыша ничьи голоса, я так же, как и вы, почувствовал странный, казалось бы ничем не обоснованный страх. Даже не страх, а жуть, исходящую из самых глубин моего существа. Что-то такое, о чем писал Лавкрафт.

— Лавкрафт? — непонимающе переспросил Кийск.

— Это писатель начала 20-го века, занимавшийся изучением природы человеческих страхов, — объяснил Леру. — К сожалению, сейчас его помнят разве что только специалисты. А, между тем, автором он был весьма незаурядным...

— Мы несколько отклонились от темы, — прервал философа Кийск.

— Верно, — согласился Леру. — Лавкрафта, если захотите, я дам вам почитать, когда вернемся на станцию. Я всегда беру с собой томик его рассказов. Люблю, знаете ли, почитать перед сном... Да, да, — заметив нетерпеливый жест Кийска, Леру на это раз сам прервал свою грозящую затянуться речь. — Итак, мое мнение от всего увиденного сводится к следующему: мы оказались в мире, в котором действуют физические законы, несоответствующие тем, к которым мы привыкли. Я не знаю, что именно в этом мире не так, но полагаю, что здесь нарушен какой-то основополагающий закон физики.

— Вы сами не понимаете, о чем говорите, — презрительно фыркнул Бергсон.

— Не понимаю, — с готовностью согласился с ним Леру. — Но зато я умею улавливать общие тенденции и сопоставлять факты. И факты эти однозначно свидетельствуют о том, что мы являемся инородными предметами, вносящими жуткий диссонанс в существующую стабильную систему. И система эта стремится как можно скорее уничтожить любые следы нашего пребывания в ней.

Бергсон скептически хмыкнул, однако на этот раз ничего не сказал.

— Давайте проведем простенький эксперимент, — предложил Леру.

Не дожидаясь ответа на свое предложение, он наклонился над кейсом Бергсона и, проведя пальцем над размещенными в нем приборами, остановил выбор на белом пластиковом пенале для хранения программных микрочипов.

— Эй, послушайте, что вы делаете? — возмутился техник.

— Да не волнуйтесь вы так, господин Бергсон, — мило улыбнулся ему Леру. — Все равно ведь ваши приборы не работают. И, уверяю вас, не заработают до возвращения на станцию. Хотя, возможно... Ну, да ладно.

— Верните пенал, Леру! — решительно двинулся на философа Бергсон.

— Оставьте его, Бергсон, — остановил техника, Кийск. — Похоже, пока только он хоть что-то понимает в том, что здесь происходит.

— Верно, — согласился с таким заключением Леру. — Теперь внимательно наблюдайте за тем, что я буду делать.

Держа пенал в руке, Леру вновь отправился в ту сторону, где песок был истоптан следами его и Кийска ног. Дойдя до места, где следы обрывались, Леру сделал еще два шага вперед. Обернувшись, он посмотрел на оставшихся возле квада и что-то крикнул. Кийск развел руками, давая понять, что они ничего не слышат. Леру поднял вверх руку, в которой держал пенал. Затем, присев на корточки, он аккуратно поставил пенал на песок. Указав пальцем на пенал, Леру сделал знак, призывающий всех быть внимательными. Сделав два шага в сторону, он посмотрел на пенал, улыбнулся чему-то своему и быстро зашагал к кваду.

— Ну, и что вы хотели этим показать? — спросил Бергсон, когда Леру оказался в зоне звукового контакта.

— Смотрите на пенал, — ответил Леру, — и сами все поймете.

Белый пластиковый прямоугольник был превосходно виден на фоне багровых песков. Но, стоило только Леру удалился от него на расстояние, когда начали исчезать оставленные им следы на песке, как пенал тоже исчез. Он не был проглочен песками, — просто его вдруг не стало.

Какое-то время все молча, в недоумении смотрели на то место, где исчез пенал. Одно дело, когда исчезают следы на песке, — к такому вполне можно привыкнуть. След на песке не более реален, чем круги на воде. Подул ветер, — и вот их уже нет. Во всяком случае, так происходит в мире, где действуют привычные всем физические законы. Но когда у тебя на глазах исчезают предметы вполне материальные, это уже начинает внушать опасение.

  40  
×
×