Аствиру было не больше тридцати лет, но при этом он явно не испытывал ни малейших признаков неуверенности или робости, находясь в компании более старших товарищей. Скорее даже наоборот, трое других предводителей вольных, пусть не открыто и с некоторой неохотой, но все же признавали лидерство Аствира. По крайней мере ни один из них не высказал возражений по поводу того, что Аствир взялся вести переговоры с Граисом от их имени. И держался Аствир при этом, как хозяин, принимающий в своем доме гостей.
– Ну с Касатом ты уже знаком, – кривая улыбка вновь пересекла лицо Аствира. – А рядом с ним Малтук из Кузала и Туркан из Дастамаха.
Малтук был мужчиной среднего возраста, с мелкими чертами лица, маленьким острым носом и жиденькой светлой бороденкой. Волосы у него также не отличались густотой, и тем не менее, подобно Касату, он по-боевому зачесывал их на затылок. Руки Малтука находились в постоянном движении, – он то прятал их за спину, то складывал на груди, то, сжимая ладони в кулаки, упирал в бока, то засовывал большие пальцы за широкий наборный пояс. На поясе у Малтука висел большой кинжал в ножнах, аляповато разукрашенных самоцветными камнями, что сразу же выдавало полное отсутствие художественного вкуса у его обладателя. Но зато выглядел кинжал богато.
Туркан был самым старшим из четырех предводителей вольных. Его прямые, заботливо и аккуратно расчесанные волосы и ухоженная борода были почти седыми. Лицо с высокими скулами, широко расставленными глазами и крупными чертами свидетельствовало о благородном происхождении. По орнаменту и расцветке кистей платка, наброшенного на плечи Туркана, было видно, что он принадлежит к роду Тан – одному из самых крупных и могущественных горских кланов.
– Да пребудет с вами вечно милость Поднебесного, благородные люди, – не поднимаясь с камня, учтиво приветствовал всех троих Граис.
– Я узнаю тебя, – не ответив на приветствие, произнес Туркан. – Много лет назад я был на одной из твоих проповедей.
– Не исключено, – улыбнулся Граис. – К сожалениию, я не мог запомнить всех тех, кто приходил слушать меня.
Поставив локти на широко расставленные колени, Аствир подался вперед.
– Нам нужна твоя помощь, Граис, – сказал он.
– Разве Касат не передал вам содержание нашей с ним беседы? – удивился Граис.
– Для Касата характерно проявление необдуманной поспешности, – Аствир бросил быстрый, отнюдь не дружеский взгляд в сторону Касата. – Он не принял во внимание того, что тебя давно не было в Йере. Тебе, конечно же, требуется время, чтобы осмотреться и разобраться в том, что происходит сейчас в стране. Я не сомневаюсь, что, разобравшись ты не только поймешь необходимость назревших перемен, но и примешь их всем сердцем. Ведь мы, вольные, на деле осуществляем то, к чему ты призывал людей в своих проповедях.
– Серьезно? – Граис с нарочитым удивлением поднял бровь и обвел взглядом присутствующих. – Может быть, кто-нибудь сумеет привести и пример?
– «Сила оружия ведет к уничтожению», – процитировал по памяти Туркан. – Это твои слова, Граис.
– Мои, – не стал возражать ксенос. – Но пока я еще не улавливаю никакой связи с тем, о чем говорит Аствир.
– Сила нашего оружия уничтожит власть Кахимской империи в Йере, – пояснил свою мысль Туркан.
– Я имел в виду, что сила оружия ведет к уничтожению того, кто за него взялся, – возразил Граис.
– Как же ты представляешь себе борьбу без оружия?! – воскликнул Малтук, положив ладонь на рукоятку кинжала.
Граис улыбнулся и, наклонившись, зачерпнул ладонью воду из реки.
– Нет ничего мягче и слабее воды, – произнес он, глядя на то, как вода, капля за каплей, вытекает у него между пальцами. – Но при столкновении с твердостью и силой никто не способен победить ее. Через слабость побеждают силу. Через мягкость побеждают твердость. Человек в жизни – мягкость и слабость. В его смерти – твердость и сила. Твердость и сила – это попутчики смерти. Мягкость и слабость – это попутчики жизни.
– Верные речи некрасивы. Красивые речи неверны, – произнес Туркан. – Это тоже говорил ты, Граис.
– Верно, – улыбнулся ксенос. – Но познание – не речь, а речь – не познание. И, если ты заметил противоречие в моих речах, так скажи мне об этом.
Туркан хотел было что-то ответить, но Аствир жестом велел ему молчать.
– Если уважаемый Туркан и досточтимый Граис пожелают продолжить свой философский спор, – сказал он, – то смогут вернуться к нему чуть позже. Сейчас я бы хотел перейти к той просьбе, с которой мы все намерены обратиться к тебе, Граис.