Ожерелье Монтессумы

— Он этим не удовольствуется, — заметила Мари-Анжелин. — Только все пять камней вместе обладают магической силой.

— Мне это известно не хуже, чем вам! — вдруг вышел из себя Морозини. — Но что еще я могу сделать? Если у вас есть какие-то соображения, то выскажите их или оставьте критические замечания при себе!

В зимнем саду не было двери, иначе Альдо обязательно хлопнул бы ею. Обида захлестнула План-Крепен, и она проводила его взглядом одновременно удивленным и оскорбленным. Морозини был уже далеко от зимнего сада, а Мари-Анжелин все сидела, не в силах произнести ни слова. Мадам де Соммьер не удержалась от иронического замечания:

— Где ваше знание психологии, План-Крепен? Хоть вы и любите историю, но, видимо, недостаточно хорошо осведомлены об особенностях венецианской знати. Все Морозини предпочитали лесть!

— Но он никогда не говорил со мной в таком тоне, — со всхлипом пробормотала старая дева.

— Это значит, что все когда-то случается в первый раз!

После короткого визита в дом Видаль-Пеликорна — ему надо было узнать, когда именно уехал его друг, — Альдо вернул машину в бюро проката и, найдя по соседству цветочный магазин, купил букет из розовых гвоздик и свежей мимозы, только что привезенных с Лазурного берега. Цветы он вручил жертве своего гнева, принеся извинения. Мари-Анжелин сразу расплакалась. Чтобы утешить кузину, Альдо ее поцеловал. Но та зарыдала еще горше, бормоча, что не следовало…

— Чего не следовало? — раздраженно уточнила маркиза. — Дарить вам цветы или вас целовать?

— Хватило бы и поцелуя! А букет завянет в одиночестве, потому что мы послезавтра уезжаем… И потом… На языке цветов гвоздика означает «шлю вам поцелуи»!

— В следующий раз Альдо принесет вам кактус!

Через день ближе к вечеру они садились в поезд, уходящий с Аустерлицкого вокзала в Биарриц. Альдо нашел время договориться о встрече с ювелиром Шоме, предпринял попытку увидеться с Ланглуа, но того не было в Париже. Во всяком случае так ему сказал инспектор Лекок, которого князь определенно оторвал от дел.

— Зачем он вам понадобился? — нелюбезно поинтересовался инспектор.

— Я хотел узнать, нет ли у него новостей из Нью-Йорка.

— А они должны быть?

— Если вы об этом не знаете, то я не вправе передавать вам информацию. И еще, — добавил Морозини, не давая молодому полицейскому вставить ни слова, — я собирался предупредить комиссара Ланглуа о том, что уезжаю в Биарриц.

— Вы надолго там задержитесь?

— Не имею ни малейшего представления. Всего наилучшего, инспектор!

Едва красные фонари состава скрылись в вечерних сумерках, как Алкид Трюшон из агентства «Слышащий глаз» заторопился в привокзальный буфет, заказал себе сандвич и кофе, а потом и телефонный разговор, который ему пришлось подождать. Он выпил кофе и съел сандвич, затем заказал еще один и запил его стаканом кальвадоса. Через некоторое время его соединили с нужным абонентом. Агент услышал хрипловатый мужской голос:

— И где вы сейчас?

— На Аустерлицком вокзале. Он только что вошел в спальный вагон вместе со старой маркизой и ее секретаршей. Я хотел узнать, ехать ли мне следом.

— Не слишком ли поздно вы об этом спрашиваете?

— Я выполняю ваши указания, и следующий поезд отходит в семь пятнадцать. И потом, вы мне сказали…

— Я знаю, что я вам сказал! Нет смысла вам уезжать. Возвращайтесь к себе и ждите дальнейших указаний.

— Вы удовлетворены?

— Нельзя сказать, что я недоволен.

После этой фразы трубку повесили. Алкид Трюшон со вздохом облегчения сделал то же самое. Он очень любил свое ремесло. Ему нравилось, когда его работу ценили. Но всегда наступал период, когда он испытывал потребность в отдыхе. В этот вечер он почувствовал, что устал. Этот дьявол поставил его на колени… Агент заплатил по счету и отправился искать такси, предвкушая ванну для ног с морской солью, куда он сразу же опустит свои разболевшиеся ступни…

Несмотря на гнетущую атмосферу, в которой трое путешественников жили со дня злополучной свадьбы, они почувствовали облегчение, когда прибыли в Биарриц. Ласковое солнце пронизывало прозрачную воду зеленых океанских волн, глаз радовали желтые заросли дрока. В свете, наполнявшем это утро начинающейся весны, было что-то радостное, прекрасно гармонирующее с праздничной неделей, которая только что началась, и в течение которой цвет европейской знати будет состязаться друг с другом в элегантности и роскоши.