— Нет, я собираюсь в Банкетинг-хаус, — говорит он, чуть не подпрыгивая от возбуждения.
— Отлично, Дик. Можно, Анна тоже пойдет? Только давайте сначала спросим тетю Фанни. — Девушка сердито смотрит на Джастина, и его энтузиазм улетучивается. — Не знаю, куда это вы собрались, однако в этот раз вам сбежать не удастся. Пойдемте уж! Доктор Монтгомери будет недоволен, если вы опять пропустите прием. — И она подгоняет его дальше по коридору.
— Но постойте, Луиза. Зуб уже совсем прошел. Вообще не болит, поверьте. — Ив подтверждение своих слов он клацает зубами. — Боли не чувствую. Так что же мне тут делать?
— У вас вон слезы на глаза выступили.
— Это не от боли, скорее от чувств. Я человек эмоциональный.
— Больной, у вас бред. Пойдемте. — Она ведет его дальше по коридору.
Доктор Монтгомери приветствует Джастина с бормашиной в руке.
— Здравствуйте, мистер Хичкок, — говорит он и начинает хохотать. — Опять пытались сбежать?
— Нет. Хотя да. То есть не совсем сбежать, но я понял, что должен быть в другом месте и…
Пока Джастин лепечет, крепкому доктору Монтгомери и его не менее сильной ассистентке удается усадить пациента в кресло, и к тому времени, как он заканчивает оправдываться, его уже обмотали защитной пелеринкой, а кресло начинает опускаться.
— Боюсь, что я не вполне усвоил вашу речь, Джастин, — радостно говорит доктор Монтгомери.
Джастин вздыхает.
— Вы сегодня не будете со мной драться? — Доктор Монтгомери с щелчком натягивает на руки хирургические перчатки.
— До тех пор пока вы не попросите меня сплюнуть.
Доктор Монтгомери смеется, и Джастин с неохотой открывает рот.
Красный огонек на камере гаснет, и я хватаю папу за руку.
— Папа, нам нужно идти, — настойчиво говорю я.
— Погоди, — отвечает папа громким шепотом. — Майкл Эспел сейчас вон там. Смотри, он стоит рядом со столом с фарфором, высокий, обаятельный, более привлекательный, чем я думал. Он оглядывается вокруг — наверняка хочет с кем-нибудь поговорить.
— Майкл Эспел очень занят, папа, он ведет телевизионную передачу в прямом эфире. — Я впиваюсь ногтями в папину руку. — Не думаю, что он так уж мечтает поговорить с тобой о нарциссах и гладиолусах.
Папа выглядит слегка задетым, и это не потому, что я поранила его ногтями. Он высоко задирает подбородок, который, как я знаю по опыту прошлых лет, связан невидимой нитью с его гордостью. Он готовится подойти к Майклу Эспелу, который стоит в одиночестве рядом со столом с фарфором, прижав палец к уху.
— Он должен купить новый слуховой аппарат, как тот, что ты купила для меня, — шепчет папа. — Отличная штука.
Оп! Легко вынимается.
— Это наушник, папа. Он слушает, о чем говорят люди в аппаратной.
— Нет, я думаю, у него проблемы со слухом. Пойдем к нему, и помни, что нужно говорить громко и четко произносить каждое слово. У меня есть опыт в этих делах.
Я не даю ему пройти и смотрю на него самым устрашающим взглядом из всех возможных. Папа наступает на левую ногу и тут же поднимается почти на уровень моих глаз.
— Папа, если мы прямо сейчас отсюда не уйдем, мы окажемся в камере. Опять.
Папа смеется:
— Ох, не преувеличивай, Грейси.
— Я чертова Джойс, — шиплю я.
— Хорошо, чертова Джойс, не стоит так чертовски раздражаться.
— Я не думаю, что ты осознаешь серьезность нашего положения. Мы только что украли викторианскую мусорную корзину стоимостью тысяча семьсот фунтов из бывшего королевского дворца и сказали об этом в прямом эфире.
Папа бросает на меня быстрый взгляд, его мохнатые брови взлетают до середины лба. Я вижу в его глазах тревогу. А еще замечаю, что глаза немного слезятся и в уголках появились желтые пятнышки. Мысленно беру на заметку спросить его об этом позже, если нам не придется скрываться от правосудия. Или от Би-би-си.
Девушка с выпуска, за которой я бежала, чтобы найти папу, смотрит на меня с другого конца комнаты, широко раскрыв глаза. Сердце панически сжимается, и я бросаю быстрый взгляд по сторонам. Головы присутствующих поворачиваются, чтобы посмотреть на нас. Они знают.
— Папа, мы должны уйти. Думаю, они знают.
— Ничего страшного. Мы поставим корзинку на место, — храбро обещает он. — Мы даже не вынесли се за пределы здания, в этом нет преступления.
— Ладно, сейчас или никогда. Быстро хватай ее, и выбираемся отсюда.