Рубин королевы

Внезапно взгляд Альдо упал на маленькую афишку в рамке лакированного дерева. Она извещала о представлении «Дон-Жуана», которое должно было состояться в тот же вечер. Так, во всяком случае, понял Морозини. Призванный на помощь официант подтвердил: сегодня вечером в Национальном театре дают гала-представление. И поскольку это тот самый зал, где опера была поставлена в 1878 году, спектакль обещает стать событием.

– Вы думаете, еще можно купить билеты?

– Смотря сколько.

– Один.

– Я бы очень удивился, если бы вам это не удалось. Если вы остановились в большом отеле, портье мог бы помочь вам...

– Прекрасная мысль! Соедините меня, пожалуйста, с отелем «Европа»...

Не прошло и нескольких минут, как Альдо уладил вопрос с билетом, закончил обед в оказавшемся вполне приличным кафе и заказал машину. Для начала он велел отвезти его к Национальному театру, чтобы как следует запомнить его расположение, а оттуда прямо ко входу в королевский дворец. Альдо всегда прекрасно ориентировался на местности и был уверен, что, проделав этот путь однажды, он сумеет безошибочно его повторить. Единственный способ не привлечь к себе лишнего внимания нынешним вечером – воспользоваться собственным автомобилем.

После полудня время пролетело быстро. На королевском холме было чем полюбоваться самому привередливому любителю прекрасного, даже если не брать в расчет сам великолепный вид на «стобашенный город», чьи позеленевшие от времени медные крыши еще хранили кое-где остатки блеска, за который Прагу некогда прозвали золотой. Немногие современные здания затерялись среди роскоши старинной архитектуры, а длинная дуга Влтавы, с ее старыми каменными мостами и зеленеющими островками, голубой, искрившейся под солнцем лентой обвивала древние кварталы. Богемская столица напоминала дышащий невинной свежестью букет цветов.

А между тем, и Морозини теперь это знал, Прага во все времена притягивала к себе сверхъестественные явления. Языческие народные традиции сплетались здесь и с иудейской кабалистикой, и с самыми загадочными течениями христианства. Город всегда давал приют всевозможным колдунам, магам и алхимикам, добывавшим богатство из подземных руд. Что же касается окруженного садами дворца, надменно смотревшего на окрестности с вершины своего холма, то именно такое место могло приворожить императора, влюбленного в красоту, фантазию и грезы, но вместе с тем боявшегося людей не меньше, чем богов, и проведшего раннюю юность при мрачном, озаренном отблесками костров инквизиции дворе своего дяди Филиппа II Испанского. С тех пор у Рудольфа осталась склонность к меланхолии и одиночеству, и более всего на свете он ненавидел царствовать. И все же этот почти чуждый собственной власти правитель внушал удивительное почтение подданным. Это объяснялось прежде всего природной величественностью, благородством манер, молчаливостью – он мало говорил, а главное – его загадочным взглядом, истинного выражения которого никто не мог постичь... Одно было несомненным: этот человек не познал счастья, и, возможно, присутствие среди его несметных сокровищ зловещего рубина сыграло в этом свою роль...

Именно об удивительной судьбе этого давно почившего императора и размышлял Морозини, возвращаясь в «Европу». Дневные чары города до такой степени околдовали его (а сколько еще удивительного обещали ночные!), что венецианец позабыл про своего американца. А тот был тут как тут, на своем посту, засел в баре, и, когда Альдо его заметил, было уже слишком поздно. Однако, благодарение Господу, Алоизиус, казалось, нашел себе новую жертву: он разговаривал со стройным темноволосым человеком южноевропейского типа.

Альдо метнулся к лифту. На какое-то мгновение ему показалось, будто он уже где-то видел этого человека... Впрочем, во время многочисленных поездок ему приходилось встречаться с таким множеством самых разных людей, что он почел за лучшее не задумываться.

Когда же князь, уже одетый для театра, вновь вышел в холл, Баттерфилд, оказавшись у него на пути, ошеломленно уставился на его шесть футов, аристократического великолепия и воскликнул:

– Ух ты!.. Какой красавчик! И куда это вы в таком виде направляетесь?

– Как видите, ухожу! И позвольте мне не докладывать вам обо всех моих свиданиях!

– Да-да, конечно! Ну что ж, приятного вам вечера! – пробурчал разочарованный американец.

Заказанная по телефону машина ждала у входа в отель. Альдо сел за руль, закурил сигарету и мягко тронулся с места. Через несколько минут он остановился у театра и влился в изысканную толпу, ни в чем не уступавшую той, что посещала оперные театры Парижа, Вены и Лондона или его любимый «Ла Фениче» в Венеции. Прелестный зал был выдержан в зеленых и золотистых тонах, чуть поблекших, что лишь усиливало очарование... Зато, едва взглянув на программку, Морозини еле удержался, чтобы не выругаться: исполнительницей партии Церлины оказалась именно та венгерская пташка, что помогала ему избавиться от скуки в конце прошлой зимы. Князь подосадовал на то, что услужливый портье достал ему слишком хорошее место: если только Ида обнаружит его присутствие, она немедленно выдумает Бог знает какую романтическую и лестную для себя историю, и ему будет стоить нечеловеческих усилий от нее избавиться!