Опал императрицы (Опал Сисси)

– Вы же знаете, каковы коллекционеры! – снисходительно добавил он. – Они теряют голову, когда нападают на след. К несчастью, мой друг потерпел поражение: дама из ложи оказалась подругой вашей бабушки, и та сообщила нам, что обладательница драгоценности сочтет неприличным всякое предложение продать ее. И даже отказалась назвать ее имя и адрес.

– Меня это не удивляет. Тетя Виви – сложный человек! Что до меня, я бы охотно помог вам, если бы сумел, но моей ноги никогда не было в Опере. От этих людей, которые бегают туда-сюда, вопя, что умирают, или усаживаются со словами, что надо бежать, меня берет тоска, прямо до слез... А вы? Если я правильно понял, вы археолог?

Скорее египтолог, но с некоторых пор меня особо интересует ваша древняя гальштатская культура, и я приехал взглянуть на раскопки. В Зальцбурге я встретил Морозини, и сюда мы прибыли вместе. Но, наверное, археология интересует вас столь же мало, сколь и опера? – заботливо осведомился Адальбер.

– Почти, но случилось так, что я хорошо знаю эти края. Там, на отрогах Дахштейна, – руины Хохадлерштейна, старого родового поместья, где я часто играл на каникулах... когда был мальчишкой.

– Но вы же не жили в руинах? – вмешался Аль до, мозг которого пронзила внезапная идея.

– Нет. Снимали дом неподалеку – моя мать очень любит эти места... Я с удовольствием покажу вам Гальштат, – добавил Фриц, обращаясь к Адальберу. – Я проведу здесь три или четыре дня – посмотрю, не улучшится ли настроение тети Виви. А поскольку вы, наверное, останетесь один...

Юноша явно отдавал предпочтение Видаль-Пеликорну, в голосе его слышались нотки надежды. Как честный и хорошо воспитанный мальчик, он, соблюдая приличия, принес свои извинения Морозини, но особой симпатии к нему не испытывал. Должно быть, виной тому была внешность венецианца.

– Почему это он останется один? – не удержавшись от иронии, поинтересовался Альдо.

– Вы уедете, раз ваше дело не удалось. Я вам твоя заменю! – радостно заключил Фриц, возвращаясь к своему колоритному французскому. – Так я сделать побольший прогресс.

– Ну что ж, вам придется его делать в компании со мной!

– Вы остаешься?

Господи, да! Представьте себе, Габсбурги волнуют меня до такой степени, что я собираюсь написать книгу о повседневной жизни в Бад-Ишле во времена Франца-Иосифа, – объявил Альдо, забавляясь тем, как круглое лицо юноши становилось все более разочарованным. – Вот сейчас, например, я хочу побродить по городу. Однако не возражаю против того, чтобы вы двое отправились на экскурсию.

– Замечательный идея! – воскликнул, утешившись, Фриц. – И я ехать в маленький красный гоночный машина! Только я хотеть предупреждать: дорога не идти до Гальштата – надо потом ходить или брать лодка.

– Посмотрим, – пробормотал Адальбер, чей взгляд достаточно красноречиво выражал, что он думает о замечательных идеях Альдо. – Когда увидимся?

– За ужином, вероятно. Вряд ли ты захочешь обедать после такого завтрака!

– Нет, – вмешался Фриц. – Мы встречаться в пять часов в кондитерская Цаунер. Это есть там, где биться сердце Бад-Ишль, и если вы хотеть написать книга, вам это не может быть возможно обходить. И вы видеть: все оставаться, как при Франц-Иосиф!

– Значит, отправимся к Цаунеру! – подытожил Альдо. – В пять часов.

И, оставив своего друга и Фрица за столом, князь поднялся к себе за плащом и кепкой.

* * *

Подняв воротник и сунув руки в карманы, Морозини прогуливался вдоль Трауна. Серенький прохладный день не позволял сонной водолечебнице предстать во всей красе, ставни большинства вилл были закрыты, но маленький городок, расположившийся в долине реки, был так прелестен, что Альдо получал особое удовольствие, видя его свободным от пестрых толп курортников.

Перейдя через мост, он без труда нашел ворота, которые они видели ночью. За воротами простиралась аллея, обрамленная высоким кустарником. Она вела к довольно большому, выкрашенному охрой дому с треугольной крышей, края которой далеко выходили за пределы здания, придавая ему неясное сходство с шале, «исправленным» балконами сложной ковки. С дороги был виден только верхний этаж, где, к удивлению Альдо, ставни тоже были закрыты.

Озадаченный Морозини размышлял о том, что ему теперь предпринять, как вдруг к нему приблизилась женщина, одетая так, как одеваются крестьянки в окрестностях Зальцбурга: в темном шерстяном платье с пышными рукавами, с разноцветной шалью на плечах и в фетровой шляпе с пером на голове.