Ко времени моих слёз

Туфли он надел с узкими носами и красивыми замшевыми вставками.

Оглядел себя в зеркале и остался доволен: до молодого денди уже не дотягивает, но в принципе еще есть порох в пороховницах. Тридцать пять лет с ходу не дашь.

Без четверти восемь он подъехал к дому номер четырнадцать на проспекте Жукова. Дачный сезон еще не начался, хотя погода стояла прекрасная – плюс двадцать, легкий ветерок, редкие облака, солнце, но все же по субботам автомобильная жизнь столицы замирала, и пробок на дорогах становилось меньше. А по воскресеньям кататься по Москве было одно удовольствие.

Марина выпорхнула из подъезда ровно в восемь.

Максим вышел из машины, галантно распахнул дверцу, разглядывая женщину.

На ней был классический двубортный тренчкот с широкими лацканами и отлетной кокеткой на спине, белого цвета, до колен, очень экстравагантный. А также берет, высокие сапоги-чулки и сумочка с расцветкой леопарда. В этом наряде Марина выглядела молодо и эффектно, тем более что у нее была стройная фигура и лицо феи утренней зари. Она была просто умопомрачительно красива, и Максим с трудом удержал себя от лишних слов. Протянул ей букет роз, поцеловал пальцы.

Она кинула взгляд на его костюм, и по выражению глаз он понял, что Марина не ожидала увидеть на нем соответствующий стилю заведения наряд.

Усадив спутницу, Максим сел сам и повел машину к центру города, по Хорошевке, по Третьему кольцу и к Олимпийскому проспекту. Пока ехали, говорили мало. Марина пожаловалась на шумных соседей, – и Максим, посочувствовав, рассказал ей о своем друге и подчиненном Геннадии Пашкевиче, который приобрел на Горбушке СД-диск под названием «Месть». Два француза, Иван Дюваль и Жан Ибес, записали на диск хит сезона, содержащий оглушительный грохот отбойного молотка, визг пилы, скрежет мусоровоза, скрип тормозов и гул транспортера. Эту «музыку» долго не выдерживал ни один нормальный человек, поэтому, по мысли создателей «арии», она должна была прокручиваться для надоедливых соседей. Геннадий так и сделал и за три дня отучил своих шумолюбивых соседей затевать скандалы по ночам.

– Французы, между прочим, разбирают «Месть» влет, – добавил Максим.

Марина посмеялась, посетовала, что она побаивается отстаивать свои права на тишину таким способом, и Максим пообещал ей помочь, поговорить с соседями, а если не поможет, пару раз включить французскую «Месть».

В половине девятого они поставили «Хендэ Революшн» Разина в ряду джипов и «Мерседесов» возле клуба, направились ко входу. Максим взял с собой на всякий случай удостоверение офицера ФСБ, но все обошлось без предъявления документов. Марина показала клубную карточку, и их пропустили.

Под плащом-тренчкотом на дочери Гольцова оказалось невесомое разлетающееся платье с блестками, делающее Марину невероятно женственной. Колье из белого металла с камешками, браслет такого же фасона и сережки дополняли гарнитур.

На нее оглядывались, кое-кто из гостей здоровался, посматривая при этом на Максима, и он понял, что Марину здесь видели с другим мужчиной. Впрочем, скорее всего это был ее муж.

– Веди, – сказал Максим, когда она взяла его под руку. – У нас есть программа или мы просто поужинаем?

– Можем поиграть в бильярд, если хочешь, можем послушать музыку, сегодня здесь поет Меладзе и «ВИА Гра».

– Я как ты.

– А я хочу просто посидеть за столиком и отдохнуть.

– Тогда пошли сразу в ресторан.

Они направились мимо бара ко входу в зал ресторана.

Взгляд то и дело выхватывал среди посетителей клуба знакомые лица.

Пробежал вечно юный Дима Харатьян, важно прошествовал отпустивший бороду, но от этого не ставший более серьезным и мужественным Дима Маликов, прошли мимо Никита Михалков с каким-то пузатым и бородатым господином, похожим на Пласидо Доминго. С криками проследовала на второй этаж группа неряшливо одетых молодых людей во главе с солистами известного среди молодежи дуэта «Трень-хрень».

– Все сливки, – заметил Максим вполголоса, кивая на улыбающегося Олега Павловича Табакова, поддерживающего под локоток юную полуодетую даму.

– Еще не все, – улыбнулась Марина. – Модных писателей не хватает и шоуменов, они приходят попозже.

– Кого ты считаешь модными писателями? Кого ругают или кого хвалят?

– И тех, и других. Здесь часто Илья Сенокосов ошивается, эпатажная личность. Я пробовала читать его опусы – скулы сводит! А многим нравится.