Война мага. Том 3: Эндшпиль

Император досадливо тряс головой, отгоняя навязчивые мысли. В лагере стучали топоры – гномы не покладая рук трудились над парой здоровенных таранов, оковывая предусмотрительно взятым с собой железом тупые комли брёвен.

Со всех сторон пирамида выглядела совершенно одинаково. И, казалось, стоит тут с сотворения мира, вдоль её основания поднялись густые травы.

Правитель Мельина запрещал себе думать о том, что творится сейчас в его столице. Если Клавдий в точности исполнит порученное ему – тогда шансы еще остаются. Если же проконсул решит геройствовать…

– Сумеете пробиться, Баламут?

– Смеяться изволите, мой Император. Не возвели ещё таких стен, через которые бы мы, гномы, не пробились!

– А если там сплошной камень?

– Подкоп выроем, – не замешкался с ответом предводитель гномов. – Выроем котлован, значит, да эту погань в Разлом и обрушим, чтобы убиралась туда, откуда пришла.

– Хорошо бы, но земля тут неподатливая. Козлоногие знали, где пирамиды ставить!

– Пробьёмся, – повторил Баламут. – Не о том печёшься, мой Император…

– Интересно как, – хмыкнул правитель Мельина. – А о чём же, по-твоему, следует?

Баламут остановился, снизу вверх взглянул в лицо человеку:

– Как вниз пойдём. Как на этом Утонувшем Крабе биться станем. Как обратно домой выберемся.

– Эк хватил, гноме. – Император покачал головой.

– Да уж хватил, не жалуюсь, повелитель. А только, чтобы Разлом закрыть и тварей евонных навек избыть, – одну пирамидку сковырнуть маловато будет. Пусть даже с зачарованными камешками внутри.

«Он прав, – подумал правитель Мельина. – Только в сказках достаточно бывает убить одного злого волшебника, чтобы всё вновь стало как и прежде, а герои жили бы долго, счастливо и умерли в один день. Пирамида эта, конечно, поважнее других; но, чтобы избыть Разлом навеки, надо идти туда, откуда он протянулся. Мне одному? Или нет? Не знаю. Серебряные Латы – решатся ли? А гномы? Баламут-то, похоже, не дрогнет».

…Серебряные Латы разбили лагерь – на почтительном расстоянии от зловещей пирамиды. Копали рвы, вбивали колья – за брёвнами приходилось отправлять по целой манипуле, пока одни рубили, другие стояли в боевых порядках, с пилумами наготове, словно в любой миг ожидая атаки.

Сежес и её помощники тоже не знали покоя – бестелесные твари так и кружили вокруг войска, их тут собралось видимо-невидимо, всех мыслимых форм и видов; молодые чародеи лихорадочно рылись в предусмотрительно захваченных с собой «Сборниках нежитеописания», вспоминая редкие отпорные заклятья, давным-давно не пускавшиеся в ход. Пришлось рисовать рунические обереги, ворожить над таким «примитивом», как сушёные лягушачьи лапки или вороньи перья – предметы, обычно использовавшиеся «дворовыми» колдунами, теми самыми, с кем Радуга некогда вела беспощадную войну.

Гномы оказались крепче людей. Работали с мрачным упорством, от каждой тени не шарахались, хотя уставали быстрее обычного и часто сменялись. Кое-что делали сами, из заботливо сохранённых во всех передрягах небольших самоцветов выкладывали затейливые фигуры – и призракам это явно не нравилось. Сежес сама не погнушалась прийти, поползать на коленях вместе с гномьими чарознатцами, поделиться, чем знала. Баламут всплескивал руками и всё порывался налить «добрую четверть гномояда»; Сежес вяло отказывалась.

К самой пирамиде никто не дерзал приблизиться. Император людей к ней не гнал: если враг есть, то пусть уж лучше сам придёт. Безмолвное коричневое строение презрительно возвышалось над муравьиной вознёй незваных гостей. Бывалые легионеры (а иных среди Серебряных Лат и не имелось) то и дело хватались за обереги и амулеты да шептали отводящие зло наговоры; кто-то молился Спасителю.

Пять дней войско простояло у стен пирамиды, пока Император не решил, что для штурма всё, наконец, готово. Несмотря на предупреждение Муроно, легионеры сработали три настоящих, добротных тарана – попытать крепость коричневых стен. Всё готово и к отражению вражьей атаки – если какие-нибудь козлоногие были-таки оставлены на страже, не только призраки и привидения.

Вечером пятого дня из Мельина прибыл второй голубь.

Колокола уцелевших звонниц оглашали мельинские улицы торжественным благовестом. Длинная вереница баронской конницы медленно втягивалась через северные ворота; блеск начищенных доспехов, увитые цветами поводья боевых коней, целое море вьющихся вымпелов и прапорцев. Немногочисленные мельинские обыватели предпочли отсидеться дома. Совершалось неслыханное – в Империи менялась династия.