Война мага. Том 3: Эндшпиль

Из озаряемой языками пламени темноты, из клубящегося праха одна за другой выныривали человеческие фигуры. О, нет, они не надвигались ровными и стройными рядами, подобно безмозглым зомби; птенцы приближались короткими перебежками, от одного укрытия к другому. Перебегающих прикрывали другие, и тогда ночную тьму разрезали острые росчерки огненных стрел, а самих птенцов на мгновение окутывало нечто вроде прозрачных радужных коконов – явно какой-то вид магического щита, от которого бессильно отлетали пущенные почти в упор арбалетные болты.

– Хитрые мерзавчики, – хмыкнул Этлау. – Расходуют силу разумно.

– Она у них заёмная, – напомнил некромант. – Дар Салладорца. Если вынудить их его растратить…

– …то они снова заставят кого-нибудь уйти, — перебил инквизитор. – Один раз ты, Неясыть, их остановил, но, по-моему, стоило это тебе слишком дорого.

– Как можно говорить о дороговизне, если мы оба живы? – пожал плечами Фесс. – Не спи, преподобный! Постарайся смести им щиты, я сделаю остальное.

– Разогнался, – проворчал Этлау. – Тоже мне, десятник, нашёл себе волонтёра-новобранца… – Однако мешкать больше и в самом деле не стал.

Лишённый сана, но не способностей к Святой магии, инквизитор подчёркнуто избегал обращаться к силе Сущности. Словно стремясь выбраться на одному ему ведомую тропу из топкой трясины, он использовал только и исключительно чары Спасителя.

Дым, туман, хмарь и темнота отступали перед яростным потоком слепящего света, Этлау гордо выпрямился в полный рост, стоя прямо на баррикаде и даже не думая скрываться. Его рука нырнула под изодранную рясу (ту самую, в которой его схватили и повлекли на правёж), вытащив небольшой нательный косой крест, перечёркнутую стрелу, символ Спасителя, – обычно висевший у него поверх одеяния исчез, наверное, отобрали в застенке. Этлау громко, нараспев, читал молитву, самую первую, которой учат совсем маленьких детишек:

«Господин и Спаситель наш, прииди и оборони мя, сохрани от зла таящегося, от недруга злоумышляющего, от неверных путей и тьмы в помыслах…»

Шар неистово пылающего света всё расширялся, расталкивая умирающую ночь, и птенцы невольно попятились. Фесс высматривал среди них Старшую, не без оснований полагая, что стоит выбить её – остальные выкормыши Эвенгара сами разбегутся кто куда.

Или от отчаяния попытаются уйти, что тоже нельзя исключить.

Но Старшая не показывалась, благоразумно держась где-то в тени подальше от самой схватки. Остальные птенцы встретили напор света радужными бликами своих щитов, баррикаду вокруг инквизитора начало мять и ломать, мешки с землёй рвались, набитые камнями бочки лопались, перевёрнутые телеги трещали, и от бортов сами собой отлетали длинные щепки.

Преподобный отец-экзекутор стоял неколебимо. Ряса развевалась, точно под сильным ветром, однако он лишь упрямо нагибался и продолжал во весь голос молиться, перекрывая грохот сражения.

Раздуваемый им шар света коснулся выставленных радужных щитов, и они тотчас замерцали, пытаясь вобрать в себя и рассеять обрушенную на них мощь. Некромант видел лица птенцов, совсем молодые лица вчерашних детей, подростков, попавшихся на крючок хитроумного Салладорца… и знал, что жалость никак не должна остановить его руку.

– «И не убоюсь я ни пути неправедного, ни дороги позапущенной, ибо Ты со мною всегда, в беде и в радости, Спаситель, и покорно жду я Суда твоего…» – продолжал тем временем Этлау, давя попятившихся птенцов напором испепеляющего сияния. Их щиты один за другим исчезали, нашла дорогу удачная арбалетная стрела – мальчишка в переднем ряду схватился за пробитое навылет бедро и беззвучно опрокинулся на спину. Фесс мельком удивился, что раненый не визжал и не вопил от боли, не дёргался и не катался; он просто замер на спине, широко раскинув руки, и только бурно вздымавшаяся грудь говорила, что он ещё жив.

Этлау не оборачивался, но Фесс уже чувствовал, что силы инквизитора на пределе. Святая магия не могла выстоять против ускользающей силы Салладорца; птенцы быстро взялись за руки, перед ними вновь замерцала призрачная радуга. Из-за выдвинутого щита вырвалась молния, мимоходом лизнула двоих стрелков, задела стену дома по левую сторону от баррикады и вроде бы безвредно лопнула в сереющем небе – однако и оба арбалетчика, и добротная кирпичная кладка тотчас вспыхнули, словно солома, облитая в придачу горючим земляным маслом. Аккуратная белая штукатурка отваливалась целыми пластами, с треском лопались заполненные раствором швы, горящие, словно головни, камни вываливались из стены, ударялись о мостовую и рассыпались облаком жгучих искр. Оба стрелка обратились в почерневший уголь; кольчатые рубахи на них расплавились.