102  

***

Когда заклятье магов Радуги вырвало Агату и остальных циркачей господина Онфима из подземелья тарлингов, девушка-Дану подумала, что мечта ее все-таки исполняется – она умирает. Раскалившийся воздух обжигал легкие, призрачные волны пламени неслись навстречу, так что она едва не лишилась глаз. На затылке словно обосновалась целая бригада лесорубов, задавшихся целью проделать длинную щель в ее черепе.

– О-ох… – услыхала она. – Ой.., га-а-ды… Эвелин. Да, ни ей, ни Кицуму с Нодликом не позавидуешь – воину Серой Лиги попасть в руки магов хуже смерти. Тем более если следил за ними, магами, и пытался, глупец, им противодействовать. Теперь пощады не жди. Господин Онфим наверняка вывернулся… Но – тогда зачем было их спасать? Все уже было сделано. Жертвы – под надвигающимся Ливнем. Для чего тратить нешуточные силы и вытаскивать обреченных? Решили, что не заслуживают столь быстрой смерти, как под Ливнем?

***

Агата с трудом разлепила склеившиеся от засохшей крови веки. Так и есть. Подвал. Грубая бутовая кладка, истертый до блеска каменный пол. Под потолком на короткой цепи болтается фонарь – деревянная плошка; правда, горит в ней не масло, а нечто другое, явно магическое, гнило-зеленым светом. Все остальное ничуть не отличается от иных тюрем, попроще. И ржавая железная дверь с забранным частой решеткой окошечком; и поганая бочка у выхода, из-под крышки разит нестерпимой вонью; и мокрая солома вместо подстилки… Все знакомо, все привычно, не раз в таких же сиживали.

Все остальные тоже оказались здесь. Братцы-акробатцы, придя в себя, немедленно принялись ныть и скулить, взывать к тюремщикам, громко вопия о своей полной невиновности, равно как и непричастности. Правда, все их колотье у двери пропало втуне. На вопли и стенания никто не отозвался.

Таньша, так ничего и не понявшая, тупо хлопала глазами, вертя головой – похоже, до сих пор не верила в случившееся. Еремей – заклинатель змей, лишившийся всех своих подопечных, только и мог, что стоять на коленях да неразборчиво молиться невесть кому. Испуганный Троша жался к Кицуму, не понимая, что как раз сейчас-то от старика следует держаться подальше. Нодлик громко скрипел зубами – вот-вот начнет колотиться головой об стену. Эвелин, точно мертвая, лежала на гнилой соломе.

Все в сборе. Стоят у порога судьбы. Ничтожная капелька в человеческом море, цирк господ Онфима и Онфима, волею неведомых сил оказавшийся на острие удара.

Коготок увяз – всей птичке пропасть, гласит пословица. А тут уже не кого-ток – тут по самое горло увязли. Подземелья Радуги – это много хуже Ливня. Ливень по крайней мере не знает, что такое «пытки».

Однако тоскливое ожидание длилось недолго. Не грохотали по коридорам кованые сапожищи стражников, не скрипел здоровенный ключ в ржавом замке – дверь бесшумно распахнулась, словно и не покрывала ее петли вековая короста, на пороге возникли трое – два мага в одноцветных алых плащах, лица скрыты капюшонами, и еще некто, невысокий и тщедушный.

– Кто здесь рекомая Агата? – прозвучал знакомый девчоночий голос. – Иди за мной, данка.

– Что делать с остальными, госпожа? – почтительно прогудел тот из магиков, что справа.

– Пусть пока посидят, – распорядилась юная волшебница. Судя по всему, повелевать она привыкла сызмальства. – Впрочем, можешь, если угодно, взять их в работу, Лаэф.

– Госпожа! Госпо… – братцы-акробатцы дружно простерлись ниц перед хозяйкой. Тукк тщился поцеловать край ее плаща, Токк – носок туфли. – Мы тут ни при чем! Ни при чем! Мы ничего…

– Этими займешься особо, Лаэф, – девчонка брезгливо отодвинулась. – Кто усерднее всех в отрицании, наверняка и замешан более остальных, – она хихикнула. – Ну, данка, сама пойдешь или повести тебя?

Агата безмолвно повиновалась. Она понимала – здесь, в цитадели Арка, с ней могут сделать все, что угодно. Надо усыпить их бдительность, пусть они поверят в ее покорность, с тем чтобы потом, улучив момент…

Девчонка остро и резко откинула капюшон, пристально взглянула в глаза Дану, и Агата поспешно оборвала мысль, в свою очередь вглядываясь в лицо волшебницы.

Она действительно казалась очень молодой. Наверное, ей и в самом деле было не больше двенадцати. Однако морщин у глаз многовато для девчонки, да и седой клок в густых каштановых волосах надо лбом…

Чародейка вскинула остренький подбородок.

– Идем! – словно плетью ожгла.

  102  
×
×