Неопознанный ходячий объект

— А ты когда отвечать думаешь?

— Дня через два, — трезво оценивая свои силы, заявила я.

Но вскоре стало ясно — двумя днями никак не обойтись. К тому моменту Роман Андреевич развил бурную деятельность, буквально терроризируя моих подруг.

Когда позвонила Верка с рассказом, как Ромка ворвался к ней в магазин и учинил форменный скандал, я расстроилась. А после четвертого звонка уже пылала праведным гневом и поклялась, что подобные выходки очень дорого ему обойдутся, и увеличила срок до недели, а потом в приступе отчаяния и до двух недель. Тут Женька меня остановила, посоветовав не увлекаться.

Мы взяли такси и поехали к Людкиным родителям. Сама Людка поджидала нас, сидя на балконе. Она вручила нам ключи и уехала, так как торопилась в детский сад за дочкой, а мы с подружкой сели пить чай на кухне. Разговаривать мне не хотелось, и я по большей части молчала, время от времени односложно отвечая на Женькины вопросы.

— Чего нос повесила? — спросила она.

— А чему радоваться? Из дома я через балкон сбежала, и теперь у меня даже одежды нет.

— Я тебе свою одолжу, — осчастливила меня Женька, а я закатила глаза, демонстрируя бурный восторг и заодно пытаясь вспомнить, что из Женькиных вещей я могла бы надеть без того, чтоб самой себе не казаться чокнутой. Вкусы у Женьки такие, что облачиться в ее тряпки мог только человек совсем отчаянный.

Подружка с синим цветом волос чувствовала себя совершенно естественно, а одеваться предпочитала «оживленно», причем, до такой степени, что в глазах рябило.

В общем, жизнь не особенно радовала не только меня, но и Женьку. Мы попробовали смотреть телевизор — не помогало. Порылись в чужой библиотеке, в основном состоящей из любовных романов. Подружка выбрала «Джейн Эйр» и стала читать роман вслух. Наверное, ей стоило остановиться на другом произведении.

Вместо того чтобы отвлечься и на некоторое время забыть, с какой такой стати я сижу в чужой квартире и тоскую, я вдруг мысленно вернулась к нашей с Романом Андреевичем совместной жизни, и она мне показалась чистым сахаром. И чем дальше Женька читала, тем сахарнее она становилась, так что сам Роман Андреевич представлялся мне прекраснейшим молодым человеком без намека на недостатки, душевным, чутким и страдающим из-за моей черствости и нежелания его понять. Я совершенно неожиданно заревела, потому что теперь сидение в чужой квартире казалось не только глупым, но и преступным (это ведь преступление — разбить сердце достойнейшему человеку), и Женька вдруг тоже заревела, обняла меня и сказала:

— Вот за что я люблю тебя, Анфиса, так это за чуткую душу: ты можешь переживать чужое страдание как свое. Не многие теперь на такое способны. — Подружка вздохнула и, давясь слезами, принялась читать дальше, а я заревела еще горше, потому что после Женькиных слов поднимать вопрос о возвращении к Роману Андреевичу было как-то неловко.

Однако где-то в половине двенадцатого, когда подуставшая Женька закончила чтение и начала готовиться ко сну, я пробралась в ванную с сотовым в кармане и, включив воду, чтоб подружка меня не слышала, позвонила домой.

Автоответчик моим голосом сообщил, что хозяева отсутствуют.

— Ромка, — позвала я, — возьми сейчас же трубку.

Ответом мне было молчание. Несколько обескураженная, я набрала номер сотового мужа и узнала, что он находится в зоне недосягаемости. Интересно, где эта самая зона. Забыв о конспирации, я точно фурия вылетела из ванной и завопила:

— Его нет дома!

— Естественно, — ничуть не удивилась Женька ни моему появлению из ванной, ни отсутствию Романа Андреевича. — Он носится по городу и ищет тебя.

— У него сотовый отключен.

— Если он весь день в бегах, вполне возможно, что он забыл его подзарядить.

— Ничего подобного, он делает это нарочно.

— Ты думаешь? — нахмурилась подружка. — Бегает по городу и вместе с тем от тебя прячется?

— Вот именно. Ты Ромку плохо знаешь, это такой иезуит! — с отчаянием воскликнула я и примерно час рассказывала Женьке о возмутительных чертах характера мужа до тех самых пор, пока не заметила, что та, повернувшись на правый бок, спит, сладко посапывая.

Я вздохнула и улеглась рядом с ней, но уснула лишь под утро, сон мой был чуток и облегчения не принес. В половине девятого Женька отбыла в родную редакцию, а в двенадцать уже вернулась с внушительного вида чемоданом в руке.

— Вот, — сказала она, поставив его посреди прихожей, — собрала нам кое-что. Думаю, даже на двоих барахла вполне хватит. Рядиться особо не придется, потому что мы с тобой отправляемся в российскую глубинку. Ты начнешь писать бестселлер, а я пару статеек забацаю.