Мы некоторое время молчали, переваривая информацию, затем Валентина сказала, махнув рукой и обращаясь к Ивану:
— Да будет тебе…
А у меня возникла настоятельная потребность прогуляться. Мы с Женькой направились по деревенской улице, и Иван с нами.
Никого из жителей мы больше не встретили, поднялись на пригорок и оказались возле небольшой часовни. Сообразив, куда мы идем, наш сопровождающий исчез, не говоря ни слова.
Часовня была деревянной, увенчана луковицей, выкрашенной в голубой цвет. Двустворчатая дверь заперта на задвижку. Оглядевшись и никого не обнаружив поблизости, мы открыли дверь и заглянули в часовню. Если честно, в ней не было ничего интересного: ниша, должно быть, предназначенная для иконы, ныне пустовала, лампадка, большой подсвечник, две стеклянные вазы, на полу половичок в пеструю полоску. Без иконы часовня выглядела сиротливо. Мы дружно вздохнули, заперли дверь и устроились в трех шагах на зеленой травке.
— Что скажешь? — спросила Женька.
— Икону свистнул кто-то из приезжих. Свои вряд ли бы рискнули, секреты здесь не держатся, а за чудотворную икону могут и по шапке дать.
— Ага, — вяло согласилась подружка. — А в остальном?
— Что ты имеешь в виду? — удивилась я.
— Разгул нечистой силы, естественно, — сказала она, даже не улыбнувшись.
— С нашей хозяйкой все ясно, — ответила я. — Батюшка прав, подрыв экономики, то бишь госмонополии на водку, свое дело сделал: Августа Поликарповна предалась фантазиям. Вова Татарин тоже всегда пьян, как и Василий.
— Но прочие бабки на запойных не похожи, — задумчиво произнесла Женька, оглядываясь.
— Ну и что? Люди живут без электричества, места глухие… только не говори, что ты веришь во всю эту чепуху… Кукуй по болоту водит… надо же придумать такое. Могли бы назвать его как-то поприличнее.
— Да, имя у чертовщины не впечатляет, фольклор здесь еще в цене, это ясно. Давай прикинем, что мы имеем. Есть деревня, довольно интересно расположенная, есть болото, на котором остров, с некоторых пор труднодоступный.
На болоте и в старой мельнице видят огни, а началось все это примерно в одно время с исчезновением чудотворной иконы.
— Это за уши притянуто, — возмутилась я. — Не можешь же ты всерьез решить, что здесь замешано нечто потустороннее. Я понимаю твое желание наскрести материала хоть на крошечную заметку, но Кукуй — это неприлично. Из-за него не стоило тащиться за полторы сотни километров. Напиши о бедственном положении сельчан, оставшихся без света. В конце концов, попытайся добиться, чтоб эти братья Симаковы понесли заслуженную кару… Слушай, я так и не поняла, зачем им понадобилось провода срезать?
— Ты, Анфиса, совершенно темная, — вздохнула подружка. — Провода — это цветмет, денег стоит. Сдали во вторсырье…
— Но ведь люди, которые у них вторсырье принимали, должны были видеть, что берут…
— Анфиса, не тревожь меня, — взмолилась Женька. — Ты словно первый день на свете живешь. Конечно, видели и наверняка знали или догадывались, что цветмет свистнули. Ну и что? Им на это начихать.
— Вот об этом и напиши, — возмутилась я.
— Об этом никому не интересно, это и так все знают, — вздохнула Женька.
— Давай вернемся к нашим баранам, то есть к Кукую. Ты веришь, что в Липатове что-то происходит?
— Я тебе уже сказала, твой дурацкий Кукуй никуда не годится. Даже для детских сказок.
— А собака? — покусав губу, спросила Женька.
— Какая собака?
— Про которую ты сама спрашивала.
— Ты же слышала, собака могла прибежать из другой деревни.
— Через болото?
— Может, здесь еще дороги есть, мы же не спрашивали. Точно есть, раз Вова Татарин к куму на мотоцикле ездил, выходит, и собачка вполне могла…
Женя, надо искать лодку и возвращаться. Желательно до темноты.
— Значит, ты считаешь, ничего здесь нет?
— В смысле чертовщины? Конечно. И ты так считаешь, просто злишь меня и валяешь дурака.
— Конечно, Кукуй — ужасная глупость, — . вздохнула подружка, — но что-то во всем этом есть. Я пока сформулировать не могу. Люди не просто так исчезли…
— Женя, здесь болота…
— Слышала, бабка сказала: на болоте вешки, дети запросто бегали, а теперь Вова Татарин плутает.
— Вова Татарин, с его привычкой пить с утра, может плутать меж двух сосен.
— Конечно, я и сама так думаю, — не стала спорить Женька, что в общем-то было странно. — Однако чувствую: что-то в этой деревне происходит.