— Надо знать родную историю.
— А ты знаешь?
— Частично. — Судя по вредности, которая рвалась наружу, о душевном спокойствии подруги можно больше не волноваться. — Идем, — позвала я. — Если есть колодец, значит, деревня всего в трех шагах, а может, мы уже в деревне, просто еще не поняли.
Женька воодушевилась, сделала несколько шагов по дороге и ткнула пальцем куда-то в сторону.
— Свет.
И точно, слабое сияние пробивалось из темноты. Не задумываясь, мы свернули с дороги и заспешили на огонек и вскоре чуть не уперлись носами в бревенчатое строение с крохотным оконцем, на котором стояла свеча, пламя слабо подрагивало, а я завороженно таращилась на него.
Между тем Женька уже стучала в низкую дверь, и я присоединилась к ней.
И только после этого сообразила, что бревенчатое сооружение — это баня и ломиться сюда, как бы это выразиться, не совсем прилично. Однако хозяева выбрали не совсем подходящее время, чтобы попариться.
Послышались шаги, затем дверь распахнулась, и мы увидели… уж не знаю, что на меня нашло, но заорала я еще громче Женьки. Перед нами стояло существо, смутно похожее на пожилого мужчину, в беспалой лапе оно держало стакан со свечой, освещавшей снизу его лицо, заросшее рыжей щетиной, с черными глазками-пуговками и кустистыми бровями. Существо ухмылялось, демонстрируя два желтых жуткого вида клыка, на самые его брови была надвинута шапка-ушанка с торчащими в разные стороны ушами, грудь покрыла густая растительность, одежда отсутствовала. Существо премерзко хихикнуло и глумливо сообщило:
— Заждался.
Женька, слабо охнув, стала заваливаться вправо, а я заорала еще громче.
Это привело подругу в чувство, и она присоединилась ко мне, но моих вершин достичь не могла. Не сговариваясь, мы резко развернулись и, бросив чемодан, понеслись в темноту не разбирая дороги. Я обо что-то споткнулась и грохнулась на мокрую от росы траву, Женька упала рядом, хрипло дыша.
— Анфиса, что это было? — с ужасом пролепетала она, оглядываясь. Никто за нами не гнался, лишь журавль поскрипывал рядом.
— Откуда мне знать?
— Этот… банник, да? Ты же литератор, должна знать народные обычаи и обряды.
— При чем здесь обряды? — возмутилась я.
— Он за нами не побежал, — продолжала разглагольствовать Женька. — Видно, покидать свой объект ему не положено. Интересно, много тут таких объектов? Я знаю домового, лешего, теперь банника, конечно, а ты кого?
— Женя, ты дура, — второй раз за вечер сообщила я, но взволнованной Женьке было на это наплевать, она и глазом не моргнула. — Банник — это суеверие. — Отдышавшись, я поднялась на ноги, Женька тоже встала.
— Ага, — усмехнулась подруга, — суеверие, а кто первый заорал?
— Конечно, оно выглядело необычно.
— Кто «оно»? — вредничала Женька.
— Ну… человек, естественно.
— Человек? — усмехнулась она. — Тогда пойдем за чемоданом.
Я вглядывалась в пугающую темноту ночи и совершенно отчетливо поняла, что возвращаться за чемоданом в настоящий момент не могу ни за какие коврижки.
Этому решению сильно способствовал и тот факт, что чемодан был не моим, а Женькиным. Я сказала:
— Надо легко расставаться с вещами.
— То-то, — удовлетворенно заметила Жень — боишься, потому что сомневаешься, что оно местный житель, я имею в виду… короче, ты поняла, — вздохнула подруга, ухватила меня за руку и задала вполне здравый вопрос:
— Что делать-то будем?
— Надо к людям, — нервно оглядываясь, заявила я.
— Надо, — затосковала Женька, — знать бы еще, где они.
Тут за нашей спиной что-то хрустнуло, мы подскочили, вцепившись друг в друга, и бросились бежать куда глаза глядят. В основном они глядели в темноту по причине отсутствия какого-либо света, и вдруг мир вокруг точно свихнулся, совсем рядом что-то ухнуло, в другом конце что-то завыло, и началась такая катавасия, что не приведи господи.
Не знаю, чем бы все закончилось для моих нервов, если б мы с Женькой со всего маха не влетели в забор. Он оказался ветхим, а сила, которая несла нас по деревне, могучей. В общем, мы влетели в забор, он не выдержал и с жутким хрустом и скрипом рухнул, причем вместе с нами. Руки обожгло, и я сообразила, что лежим мы в зарослях крапивы. Ухать перестало, а вой действительно имел место и для моей расшатанной нервной системы звучал неприятно, но ничего потустороннего в нем не было.
— Женя, это собака, — как можно спокойнее сообщила я, приподнимаясь.