Тысяча и один призрак

– Будьте готовы к семи часам. Отправляйтесь в часовню, пойдите туда одна. Вам придется, Ядвига, преодолеть свою слабость. Так нужно. Там нас обвенчают. Согласитесь, дорогая, чтобы я мог защищать вас, я должен иметь это право перед Богом и людьми.

Оттуда мы вернемся сюда и тогда увидим, что делать дальше.

– О, Грегориска, – воскликнула я, – если это он, то он убьет вас!

– Не бойтесь ничего, моя дорогая Ядвига. Только согласитесь.

– Вы хорошо знаете, Грегориска, что я сделаю все, чего вы пожелаете.

– В таком случае до вечера!

– Хорошо, делайте все, что вы находите нужным, а я буду помогать вам по мере моих сил.

Он вышел. Через четверть часа я увидела всадника, мчавшегося по дороге в монастырь, – это был он!

Как только я потеряла его из виду, то упала на колени и стала молиться так, как уже больше не молятся в вашей стране, утратившей веру. Я ждала семи часов и возносила к Богу и святым мои молитвы. С колен я поднялась лишь тогда, когда пробило семь раз.

Я была слаба, как умирающая, бледна, как мертвец. Набросив на голову большую черную вуаль, держась за стенку, я спустилась по лестнице и отправилась в часовню, не встретив никого по дороге.

Грегориска ждал меня с отцом Василием, настоятелем монастыря Ганго. За поясом у него был святой меч, реликвия одного из крестоносцев, участвовавшего во взятии Константинополя Виллардуином и Балдуином Фландрским.

– Ядвига, – сказал он, положа руку на меч, – при помощи Бога я разрушу чары, угрожающие вашей жизни. Итак, подойдите смело. Вот святой отец, который, выслушав мою исповедь, примет наши клятвы.

Начался обряд; быть может, никогда он не был так прост и вместе с тем так торжествен. Никто не помогал монаху; он сам возложил венцы на наши головы. Оба в трауре, мы обошли аналой со свечой в руке. Затем монах прибавил:

– Теперь идите, дети мои, и пусть даст вам Господь силу и мужество бороться с врагом рода человеческого. Вы вооружены невинностью и правдой, и вы победите беса. Идите, и да будет над вами мое благословение!

Мы приложились к священным книгам и вышли из часовни.

Тогда я впервые оперлась на руку Грегориски, и мне показалось, что при прикосновении к этой храброй руке, при приближении к этому благородному сердцу жизнь вернулась ко мне. Я уверена была в победе, раз со мною Грегориска.

Когда мы вернулись в мою комнату, пробило половина девятого.

– Ядвига, – сказал мне тогда Грегориска, – нам нельзя терять ни минуты. Хочешь ли ты заснуть, как всегда, чтобы все произошло во сне? Или ты хочешь остаться одетой и видеть все?

– С тобой я ничего не боюсь. Я хочу бодрствовать и видеть все своими глазами.

Грегориска вынул из-под одежды освященную ветку вербы, влажную еще от святой воды, и подал ее мне.

– Возьми эту вербу, – сказал он, – ложись на свою постель, твори молитвы Богородице и жди без страха. Бог с нами! Постарайся не уронить ветку: с нею ты сможешь повелевать и самим адом. Не зови меня, не кричи. Молись, надейся и жди.

Я легла на кровать, скрестила руки на груди и положила на грудь освященную вербу.

Грегориска спрятался под балдахином, о котором я упоминала и который находился в углу моей комнаты.

Я считала минуты, и Грегориска, должно быть, тоже считал их.

Пробило без четверти девять.

Еще звучал звон часов, как я почувствовала знакомое оцепенение, знакомый ужас, знакомый ледяной холод, но поднесла освященную вербу к губам, и это ощущение исчезло.

Тогда я ясно услышала шум размеренных шагов на лестнице – шаги приближались к моей двери.

Затем дверь медленно, неслышно открылась, как бы сверхъестественной силой, и тогда…

У рассказчицы сдавило, горло, она задыхалась.

– И тогда, – продолжала она с усилием, – я увидела Костаки, такого же бледного, какой он лежал на носилках; с рассыпавшихся по плечам черных волос его капала кровь. Он был в обычном своем костюме, только ворот расстегнут, и виднелась кровавая рана.

Все было мертво, все принадлежало трупу – тело, одежда, походка… И только одни глаза, эти страшные глаза, блестели, как живые.

Странно, что при виде трупа страх мой не усилился, напротив, я почувствовала, что мужество мое возрастает. Без сомнения, Бог послал мне это мужество, чтобы я могла обдумать свое положение и защищать себя от ада. Как только привидение сделало первый шаг к кровати, я смело встретила его свинцовый взгляд и протянула к нему ветку вербы.

Привидение попробовало двинуться дальше, но сила более могущественная, чем его сила, удержала его на месте. Оно остановилось.