Без нескольких минут девять мне показалось, что я услышала топот лошадей на дворе. Смеранда также его услышала и повернула голову к окну, но ночь была слишком темна, чтобы что-нибудь разглядеть.
О, если бы она взглянула на меня в эту минуту, то могла бы отгадать, что происходит в моем сердце!
Слышна была рысь одной только лошади; и это представлялось мне вполне естественным, ведь вернуться мог лишь один всадник. Но кто именно?
Шаги раздались в передней. Шаги эти были медленные, они как бы давили мне на сердце.
Дверь открылась, и на пороге появилась чья-то тень. Сердце мое перестало биться.
Тень приблизилась, и по мере того, как она вступала в круг света, дыхание мое возобновилось.
Я узнала Грегориску.
Он был бледен как смерть. По его виду можно было догадаться, что случилось что-то ужасное.
– Это ты, Костаки? – спросила Смеранда.
– Нет, мать, – сухо ответил Грегориска.
– А, это вы, – сказала она. – И вы заставляете ждать вашу мать?
– Мать, – сказал Грегориска, взглянув на часы, – сейчас только девять.
И действительно, в эту минуту часы пробили девять раз.
– Это правда, – сказала Смеранда. – Но где же ваш брат?
Я невольно подумала, что это тот самый вопрос, который Господь Бог задал Каину.
Грегориска ничего не ответил.
– Никто не видел Костаки? – спросила Смеранда.
– В семь часов, – сказал дворецкий, – князь был на конюшне, сам оседлал свою лошадь и отправился по дороге в Ганго.
В эту минуту глаза мои встретились с глазами Грегориски. Не знаю, было ли так в действительности или то была галлюцинация, но мне показалось, что у него на лбу выступила капля крови.
Я медленно поднесла палец к своему лбу, давая тем самым ему понять, где у него, как мне казалось, пятно.
Грегориска понял меня. Он вынул платок и вытерся.
– Да, да, – прошептала Смеранда, – он, вероятно, встретил медведя или волка и увлекся преследованием. Вот почему дитя заставляет ждать мать. Скажите, Грегориска, где вы его оставили?
– Матушка, – ответил Грегориска твердым, но взволнованным голосом, – мы с братом выехали не вместе.
– Хорошо, – сказала Смеранда. – Пусть подают ужин, садитесь за стол. Да заприте ворота: тот, кто вне дома, пусть там и ночует.
Два первых приказания исполнены были в точности. Смеранда заняла свое место. Грегориска сел по правую ее руку, а я по левую.
Затем слуги вышли, чтобы исполнить третье приказание, то есть закрыть ворота замка.
В эту минуту во дворе послышался шум. Испуганный слуга вошел в залу и сказал:
– Княгиня, лошадь князя Костаки прискакала одна и в крови.
– О, – прошептала, вставая, Смеранда, бледная и грозная, – таким же образом однажды вечером прискакала лошадь его отца.
Я посмотрела на Грегориску – он был не просто бледен, он походил на мертвеца.
Действительно, лошадь князя Копроли прискакала во двор замка вся покрытая кровью, а час спустя слуги нашли и принесли его израненное тело.
Смеранда взяла факел из рук одного из слуг, подошла к двери, открыла ее и вышла во двор.
Трое или четверо слуг едва сдерживали испуганную лошадь и общими усилиями успокаивали ее.
Смеранда подошла к животному, осмотрела кровь, запачкавшую седло, нашла рану на его лбу.
– Костаки дрался лицом к лицу с одним врагом. Ищите, дети, его тело, а потом поищем убийцу.
Так как лошадь прискакала из ворот Ганго, все слуги бросились через эти ворота, и факелы их замелькали в поле и исчезли в лесу, подобно светлячкам, мерцающим в хороший летний вечер.
Смеранда, словно уверенная в том, что поиски не будут продолжительны, оставалась у ворот. Из глаз этой удрученной матери не скатилась ни одна слеза, хотя очевидно было, что она в великом отчаянии.
Грегориска стоял за ней, а я около Грегориски.
Выходя из залы, он хотел было предложить мне свою руку, но не посмел.
По прошествии четверти часа на дороге замелькал один факел, затем два, а потом и множество факелов. Только на этот раз они сосредоточились у общего центра. Тотчас стало ясно, что этим общим центром были носилки и человек, лежащий на них.
Траурный кортеж двигался медленно, шаг за шагом приближаясь к воротам замка. Через десять минут он был уже у ворот. Увидя мать, встречавшую мертвого сына, те, кто нес его, инстинктивно сняли шапки и молча вошли во двор.
Смеранда пошла за ними, а мы последовали за Смерандой. Тело положили в зале.
Тогда Смеранда торжественно-величественным жестом отстранила всех и, приблизившись к трупу, встала перед ним на колени, отбросила волосы, закрывавшие его лицо, долго всматривалась в него сухими глазами, а затем, расстегнув молдавскую одежду, расстегнула окровавленную рубашку.