Личный убийца

— Не тронь! Не тронь, падла! Я не виноват, он первый… первый начал!.. Это моя территория! Моя!..

Каменев схватил его за шиворот, рванул, оторвав от земли, придавил предплечьем к слону на детской площадке:

— Заткнись!.. А то как дам, так уши отвалятся!

Бомж был старый, вонючий, с жиденькой седой растительностью на грязной физиономии. Каменев рванул его за отвороты плаща так, что пуговицы брызнули в разные стороны.

Ни одна из когда-либо виденных или модных одежек не могла порадовать глаз Старого Опера так, как синяя шерстяная спортивная кофта на «молнии» с динамовской эмблемой — некогда белой, а теперь грязной, но все равно различимой в свете зажигалки. Отсутствие нижней части спортивного костюма, описанного Ариничевой, его не смутило: ясно, что штаны он выменял на пачку сигарет или проиграл в стос.

— Какого хера пялишься, мусор?! — плаксиво и зло просипел бомж. — Вези меня в «обезьянник», утром баланды хоть поем. Давай!

— Давай-ка покурим. А потом я тебе дам червонец и отпущу на все четыре стороны, — неожиданно предложил ему этот вроде бы «мент».

— Се? — не понял бомж, но сигарету трясущейся рукой пропойцы все же взял.

— И чекушку куплю, — добавил Каменев, что должно было заменить нокаутирующий удар.

— За что?! — вытаращился бомж и закашлялся, от жадности проглотив слишком много дыма. — Че я тебе сделал-то, ты?!

Каменев не стал отвечать, пошел к машине, стоявшей с распахнутой дверцей и включенными фарами посреди двора. Бомжу, прельщенному перспективой не только поесть, но и выпить, ничего не оставалось, как пойти за ним. Он плелся, хромая, и причитал:

— Че надо-то? А?.. Че ты… пужаешь-то? Давай лучше в «обезьянник».

Каменев сел за руль, распахнул пассажирскую дверцу. Бомж с трудом занял место рядом, продолжая что-то бубнить.

— В «обезьянник» я тебя не повезу, — сказал Каменев. — Но сам накормлю, напою и денег дам. Если ты мне скажешь, как к тебе попал портфель с табличкой, что в нем было и куда все это, включая портфель, подевалось. Считать я буду мысленно до пяти. Через пять секунд я тебя отсюда выбрасываю и уезжаю на дезинфекцию. Раз!..

— Постой, погоди! — заелозил и затрясся бомж… — He знаю я, о чем говоришь! Не знаю!.. Портфель… какой еще портфель?.. Сказал бы, а не знаю, где…

Каменев видел, что он не врет: дрожь в голосе, горячечное дыхание, готовность заработать обещанное любой ценой не подлежали сомнению.

— Откуда у тебя эта кофта?

— Хто?.. А, кофта?.. Дык, это Кентуха мне подарил. Ей-ей, бля буду, Кентуха подарил! Когда их завербовали на калым, когда повезли. Ха-ароший был человек, хучь и дрался!.. Да что дрался — молодой, кровь горячая, еще не отшлифовала его жисть-то!.. Не вру!

— На какой еще калым?

— Не знаю, не знаю!.. Вот приехал автобус, вот человек пять вышли, давай нас собирать. По всему кварталу. В автобусе уже кто-то сидел. Одного Кентуху и взяли. Все хотели, а вот его взяли. Рабочие нужны, за еду. Еду обещали, а хто будет стараться — денег. Кентуху отобрали, а так больше никого. Дак пошел, после вернулся и кофту с себя снял. И мне подарил. «На, — грит, — Мартын…» Это я Мартын, прозвали за фамилию… «На, — грит, — не помни зла». Пощасливило ему, пощасливило!..

— Погоди, Мартын, — миролюбиво оказал Каменев. — Откуда у него эта кофта, он не говорил?

Бомж замотал головой так, что она чуть не оторвалась:

— Ни-и-и! Ни Боже ж мой! Разве ж я б не сказал? Сказал бы!..

— А где он ночевал?

Мартын наклонился и посмотрел в ветровое стекло на верхний этаж пятиэтажного дома:

— Дык, вона… на чердаке! Там теперь я. Тепло, матрас есть. Гоняют, правда. Жильцы. Одного нашего с крыши зимой сковырнули!..

— Когда этот автобус за калымщиками приезжал?

— И-и-и!.. Давно. Весной.

По такому ответу Каменев понял, что спрашивать что-либо у него бесполезно.

Каменев переключил фары на ближний и выполз со двора. Бомж вцепился в панель, вертел головой, словно ожидал удара справа или слева.

— Посиди здесь, я поесть куплю, — Каменев вышел возле дежурного ларька. Купил пачку печенья, сосиски в пластиковой упаковке, сигареты и бутылку красного вина, вернулся в машину: — Отметим, Мартын?

— А пойдем? Пойдем, чего ж!.. — сглотнул бомж слюну. — Только тихо, не то прогонят жильцы.

…Они поднялись на пятый этаж дома, выходившего на Верхнюю Первомайскую — по соседству с баней. Каменев прихватил фонарь, посветил Мартыну, который одолел лестницу проворнее, нежели можно было ожидать при его хромоте, и последовал за ним, рассовав покупки по карманам.