Личный убийца

— Деньги он уже передал вам к тому времени?

— Часть. Остальные обещал отдать, когда выйдет Богданович.

— И что, отдал?

— Отдал. Не сразу, правда. Я даже подумать успела, что они меня обманули — чуть с ума не сошла. Но как-то в Москве случайно встретила Богдановича и увидела, что он на свободе. Сказала об этом Эльзе. Она поехала к этому Рознеру, стала угрожать, что разоблачит всех, мол, это не Протопопов, а они с Леонтием заставили меня дать показания, опоили чем-то в клинике… В общем, приехала она с деньгами. Купили мы квартиру трехкомнатную…

— Там теперь живет ваша сестра?

— Да… а теперь ее алкаш не работает, второй ребенок у них растет, вот она и решила еще поиграть с Богдановичами. Только ему не решилась звонить, стала ее пугать…

Она замолчала, Викентий подумал даже, что уснула — сидела с закрытыми глазами, не шевелясь и не дыша.

— Понимаете, Люсьена Владиславовна, какая цепочка получается, — прикурив новую сигарету, осторожно заговорил он. — Вы дали ложные показания. Преступник выпущен на свободу раньше положенного срока. Следователь Протопопов Юрий Федорович понижен в должности и звании. Ваша сестра звонила Кире Михайловне, в общем, не виновной в преступных деяниях мужа, женщине… И если мне не удастся доказать, что это было убийство — есть такие подозрения, — то действия вашей сестры могут быть расценены по статье сто семь УК «Доведение до самоубийства». Правомочность определит суд, конечно…

Она повернула к нему голову:

— И что… что мне теперь будет?

— Вам? Не знаю. Напишите все, как было. Все, о чем вы мне рассказали. Я частный детектив, вы можете отказаться, но поймите, это не в ваших интересах. Вы оговорили человека, получили за это взятку в особо крупных размерах, может быть, суд учтет, что вы пострадавшая, учтет ваше состояние — материальное и психическое…

— Ничего я писать не буду! — неожиданно твердым голосом заявила Воронова, она поняла наконец, к чему он ведет. — Ничего не буду! Вы из меня выташили показания!..

Решетников вздохнул, выключил магнитофон и, демонстративно вынув кассету, спрятал в карман.

— Ну что же, — сказал спокойно, — тогда придется не суду учитывать ваше состояние, а судебно-психиатрической экспертизе доказывать вашу вменяемость. Лично меня интересуете не вы, а Рознер, Донец и Шорников.

— Этих я не знаю! — заверила Воронова и взялась за ручку дверцы. — Вы обманули меня! Я вам не верю, вы хотите…

— Что?.. Что я хочу, Люсьена Вячеславовна? — с полуулыбкой посмотрел ей в глаза Решетников. — Ну, договаривайте! Изнасиловать вас, да?.. А вы порвите на себе одежду и скажите, что я хотел вас изнасиловать. Это же ваш метод. Вы так поступили с Богдановичем в восемьдесят седьмом году, разве нет?

— Нет! — не на шутку испугалась она. — Нет, как вы смеете так!.. Он пригласил меня к себе… к себе в квартиру… Пригласил, напился, а потом… потом стал меня раздевать. Я не хотела, я понимала, что он не женится на мне никогда, мне тогда только восемнадцать лет исполнилось. Я стала сопротивляться, но он озверел… Он вообще фашист, понимаете? Грязный фашист, садист!.. Для него человек, тем более женщина — ничто! Ничто!.. Он озверел и стал меня избивать. Потом достал пистолет, всунул мне в рот и… и…

Она снова заплакала, горько и безутешно, и Решетников почему-то подумал, что теперь ей станет легче жить. Даже если она сама еще об этом не знает.

— Сейчас Богдановичу предъявлено обвинение

в хранении оружия, — заговорил он с ней доверительно. — Но мы не исключаем, что он причастен к смерти своей жены. Возможно, он заказал ее убийство. Она была клиенткой нашего агентства. Рассказала, что незадолго до своего отъезда в Архангельск он ее избил. Он же пытается представить ее смерть как результат ваших с сестрой звонков и угроз. Она тоже показала, что ей неоднократно звонили. Ему с помощью Донца или Шорникова удалось изъять документы о судимости. Это, конечно, просто восстановить, такое не скроешь. Но он очень активно настаивает на том, что Кира была нервнобольной, что звонки подвели ее к самоубийству… — Решетников наклонился, достал кассету из «бардачка» и вставил в магнитофон. Промотав пленку до нужного места, прибавил звук: — Вот, послушайте… ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Причина — крайняя нервозность Киры. Скандал мог возникнуть на ровном месте. Я даже настоял, чтобы она показалась врачу». ГОЛОС КОКОРИНА: «Когда это началось?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Что началось?» ГОЛОС КОКОРИНА: «Нервозность когда стали замечать?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «Полгода тому назад… Полгода тому назад она узнала, за что я сидел на самом деле». ГОЛОС КОКОРИНА: «Как узнала?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «От меня. Вернее, я бы ей никогда не рассказал об этом, но по телефону стала звонить какая-тоженщина. Она говорила, что жертва насилия — это ее слова, не мои — жива и ничего не забыла. В другой раз было что-то вроде угрозы: пусть он не думает, что отделался пятью годами… ну и прочее в таком духе. Звонков было три…» ГОЛОС КОКОРИНА: «Когда?» ГОЛОС БОГДАНОВИЧА: «В сентябре и начале октября, кажется… да, именно: незадолго до моего дня рождения десятого октября состоялось объяснение. Кира стала нервничать, смотреть на меня подозрительно, следить за мной. Плохо спала по ночам…»