Личный убийца

На кухне хлопала дверца холодильника. Ревели трибуны. Участились возгласы Виктора. «Козлы! — пьяно кричал он. — Бар-раны!..»

Валентина Игнатьевна вернулась в комнату.

— Извините, — села на свой стул. — Я все равно не понимаю, за что посадили Фрола. Мне сказали, ему должны предъявить обвинение?

— Вам неправильно сказали, Валентина Игнатьевна, — терпеливо ответил Александров. — Он заключен под стражу как лицо, подозреваемое в совершении преступления.

— Разве так можно?! — воскликнула она.

— В исключительных случаях.

— А почему…

— Потому что он, по мнению следователя, передал проявленную пленку кому-то из сообщников. Следователь увидел достаточно оснований полагать, что Фрол воспрепятствует установлению истины.

— Как же так, Господи! Какие у него основания так полагать?

— А как кусок пленки, проявленной им, по его заверению, в Москве двадцать второго апреля между тринадцатью и четырнадцатью часами, оказался в Белощапове — в ста пятидесяти километрах от Москвы, если сам он — это подтверждают свидетели, сотрудники редакции газеты «Подробности» — из Москвы в течение дня не отлучался, а в час ночи двадцать третьего был доставлен в больницу?.. Часть негатива найдена утром двадцать третьего. Значит, либо он действительно не называет лиц, которым передал пленку, либо ею завладели преступники при других обстоятельствах, о которых он также не говорит.

— А что вы можете сделать?

— Я уже вам говорил, Валентина Игнатьевна. Детективы агентства выполняют поручение родителей исчезнувшей девушки. Даже по тем фактам, которые им удалось установить, можно ходатайствовать об изменении меры пресечения. В противном случае он будет находиться под стражей еще четыре дня. Затем либо ему предъявят обвинение, либо следователь найдет основания для повторного заключения под стражу, но речь не о нем, а о ней. Потому что его местонахождение известно, а ее — нет, и в ее поиске дорога каждая минута.

Она все еще колебалась и не знала, давать ли свое согласие на участие адвоката: в ее представлении, адвокат нужен был лицу, которое совершило преступление, лицу обвиняемому, само наличие адвоката уже говорило о признании вины.

Она поделилась своими сомнениями с Александровым.

— Валентина Игнатьевна, — покраснев от напряжения, с вымученной улыбкой принялся разъяснять он, — в случаях, когда к подозреваемому лицу применяется мера пресечения в виде заключения под стражу, защитник допускается к участию в деле с момента объявления ему постановления о применении этой меры. Так что если бы вы обратились к квалифицированному юристу, — он нажал на слово «квалифицированному», произнеся его по слогам, — то ваш брат был бы давно на свободе, и не исключено, что с его помощью мы бы уже нашли Рудинскую.

— И вам… если он согласится… предоставят свидание?

— С момента допуска к участию в деле защитник вправе иметь с подозреваемым свидания наедине без ограничения их количества и продолжительности. Кроме того, я получу доступ ко всем материалам, буду присутствовать на допросах, смогу обжаловать любые действия, противоречащие закону.

— Вам нужно найти Рудинскую, — выдвинула упрямая Неледина последний аргумент в оправдание своей нерешительности. — Вам ее родители за это заплатили, вот вы и хотите вытащить Фрола, чтобы получить от него сведения, а что с ним будет потом — вас не интересует.

Хотелось крикнуть: «Дура! Дура, ты же брата губишь и девчонку, ты же не хочешь помочь, упираешься изо всех сил по собственной дурости!» Но Валя Александров превыше всего ставил интересы дела.

— Хорошо, — ледяным тоном сказал он. — Но дальше… Пеняйте на себя.

— Подождите, — тихо сказала она. — Что я должна сделать?

— Убедить брата прибегнуть к помощи защитника.

Шел девятый час. Викентий Решетников дремал, вдоволь напившись чаю с конфетами и усевшись в кресло. Только что уехал домой Валя Александров. Завтра ему предстоял трудный день: Неледина обещала повлиять на брата — нужно было поехать с нею в сизо, выдернуть Протопопова, заручиться санкцией прокурора и добиться освобождения Фрола под подписку о невыезде.

Валерия сидела за компьютером и пыталась выстроить план предстоящих мероприятий — так, как это представлялось ей, дилетантке, исполнявшей функции офис-менеджера и не имевшей права голоса в том, что касалось детективной работы. Частично это отвлекало ее от тревожных мыслей, связанных с молчанием Женьки, — он не звонил сам и не отзывался на их с Решетниковым звонки.