61  

Она вдруг разозлилась. У нее был пылкий темперамент – настолько пылкий, что в минуты гнева она почти не владела собой. «Это все из-за него, он сам во всем виноват, – сказала она себе. – Не надо было запирать меня в доме. Возможно, я пойду по стопам моей матери, но теперь это уже не имеет значения. Если я хочу любовника, то он у меня будет».

Ее лицо оставалось по-прежнему бесстрастным, рука все так же изящно держала развернутый веер.

Она обожала своего отца, но ей никогда не удавалось подавлять чувства – слишком страстная у Нее была натура. Она ненавидела себя за то, что обманула его, и эта ненависть заставляла ее ненавидеть также старого Диего.

Это он во всем виноват, мысленно твердила она. И пускай он теперь не винит никого, кроме себя самого.

«Пройдет несколько недель, – думала она, – и я уже не смогу скрывать, что я в положении. А что тогда?»

Да, за ней следили, но с помощью своей симпатичной служанки она сумела принимать любовника прямо у себя дома. Он был молод и красив и принадлежал к знатному кастильскому роду, поэтому она не устояла перед искушением. О последствиях она не задумывалась – как всегда, подчинилась порыву чувств. У ее матери был такой же порывистый характер.

Сейчас, сидя на балконе, она лишь смутно слышала крики толпы и не ощущала атмосферы напряженного ожидания, повисшей над городом. Она думала о своем отце, так самозабвенно любившем ее уже в те годы, когда она была еще маленькой девочкой, и так наивно гордившемся ее признанной во всей Севилье красотой. О да, она и в самом деле красива, а вот с девичеством ей пришлось расстаться навсегда. Она стала женщиной и хотела вести такую жизнь, какая будет ей по нраву. И уж во всяком случае – выйти из-под отцовского надзора, невыносимого для ее пылкой натуры.

«Но что же он сделает, – вновь и вновь задавалась она вопросом, – когда я встану перед ним и скажу: «Отец, у меня будет ребенок?»

И еще один вопрос: где сейчас ее любовник? Впрочем, этого она не желала знать. Он ей надоел, и служанка перестала водить его в спальню своей госпожи. От него останется лишь ребенок, который уже сейчас напоминал ей о том, как страстно она любила.

Но вот на улице показалась процессия, и ее вид заставил вздрогнуть зрителей, толпившихся у домов и торговых лавок. Словно на город вдруг легла тень грозовой тучи.

Впереди шествовал доминиканский монах, державший в руках большой белый крест. За ним торжественным шагом ступали инквизиторы в белых балахонах и черных капюшонах, почти скрывавших их лица. Далее степенно шли их незаменимые помощники и подручные – босые, облаченные в грязные рубища доминиканцы.

Эта процессия походила на погребальную, но производила куда более угнетающее впечатление. Она направлялась к монастырю святого Павла, настоятель которого, Алонсо де Охеда, должен был зачитать обязанности этих людей и призвать их к безжалостной борьбе с отступниками, не соблюдавшими суровые каноны его собственной, а значит и единственно правильной веры.

Теперь даже Сусанна, как ни была поглощена мыслями о грозившей ей трагедии, почувствовала зловещий холод, исходивший от этих угрюмых людей. Она взглянула на отца. Тот напряженно смотрел на улицу.

Шествие сопровождали цыгане, нищие, дети. Они кричали во все горло и размахивали лоскутами белой материи, а те, кто еще недавно веселился и танцевал, молча стояли в стороне, прижавшись к стенам домов.

На балконе появился гость. Это был один из севильских купцов, приятель Диего де Сусана.

У него было мрачное, настороженное выражение лица. Он сказал:

– Не нравится мне это представление, почтенный Диего. Сусан через силу улыбнулся.

– Они пытаются учредить в Севилье инквизицию. Но, думаю, у них ничего не получится.

– Почему вы так считаете?

Диего положил руку на плечо вошедшего.

– Потому что в городе есть такие люди, как вы и я. Это мы принесли в Севилью благополучие, это мы ею правим. Нам только нужно держаться вместе, и тогда очень скоро всем станет ясно, что мы не позволим никаким инквизиторам вмешиваться в наши дела.

– Полагаете, мы с ними справимся?

– Не сомневаюсь в этом, друг мой.

Диего де Сусан старался говорить властным, убедительным тоном. Один из двух музыкантов, сидевших на балконе, заиграл на лютне.

Сусанна забыла о процессии. Она вновь задавалась вопросом: «Как я расскажу ему о своем положении? Как осмелюсь нарушить его покой?»

В задней комнате дома Диего де Сусана собрались многие видные горожане. Среди них были верховный судья Севильи и куратор королевской таможни Хуан Аболафио, его брат лиценциат права Фернандес Аболафио, такие состоятельные купцы, как Мануэль Саули и Бартоломей Торральба.

  61  
×
×