Когда людоед очнется

— Да, спасибо.

— Сегодня вы не такой невозмутимый, как обычно.

— Возможно.

— Ваш лейтенант Николе не притаился поблизости?

— Нет.

— А чем занимается ваша жена?

— Жена спит. А мне спать не хочется.

— Это вы мне уже говорили.

— Вам не следовало возвращаться ночью одной. Надо было взять такси.

— Вы за мной следили?

— Я вас выслеживал.

— Это то, что по-французски называют нюансом?

Он устало запустил руку в волосы.

— В номере Брэда Арсено нашли деньги. И фотографии Лу Неккер. И диск с записью «Вампиреллас». По-моему, он еще во Франции. Он оставил свои паспорта. Настоящий и фальшивый. И я никак не могу понять почему. А еще я не понимаю, почему он хранил в номере вашу афишку. Он знал, что вы занимаетесь массажем. И об оборотной стороне ему наверняка известно.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Он взял из стопки верхний журнал, вынул из кармана ручку и написал на обложке номер.

— Мой мобильный. На всякий случай.

И положил журнал на место.

— Может, вы и привыкли доносить на своих друзей, а я нет, майор.

— Мы можем обмениваться колкостями, как боксеры ударами, но я не вижу в этом необходимости.

— Тогда зачем вы пришли?

— Я бы не хотел… не хочу, чтобы вы попали в беду. Доброй ночи.

20

Ингрид не могла сомкнуть глаз. Она встала, приготовила себе самый крепкий в западном мире кофе и села за кухонный стол. В голове проносились обрывки мыслей. Без определенной цели она вышла из дома. Солнце окутало улицу Фобур-Сен-Дени бледным утренним светом. Ей почудилось, что все вокруг плывет — город, время, ее прошлое. Ее отрочество с Брэдом вторглось в ее жизнь в Париже. В жизнь у канала Сен-Мартен. Она решила дойти до комиссариата Тринадцатого округа. Это неблизкий путь, но он поможет ей успокоиться.

*

Письменный стол лейтенанта покрывали бумаги, пустой стаканчик из-под кофе соседствовал на бумажной салфетке с огрызком круассана.

— Могу я видеть Саша Дюгена?

— В ближайшее время нет.

— Он у себя?

— Шеф там, где ему нужно.

Они уставились друг на друга. Потом лицо лейтенанта расслабилось:

— Вы застали меня врасплох, но если вы желаете сделать заявление, я в вашем распоряжении. Очевидно, это по делу Неккер?

— Нет, я по личному вопросу. Я подожду в коридоре.

— Вы уверены?

— Вполне.

— У нас есть кофемашина.

— Спасибо за информацию.

— Я попытаюсь связаться с Саша по мобильному. Договорились?

Она уселась в коридоре, наблюдая за повседневной жизнью участка. Двое офицеров привели человека в наручниках. Его втолкнули в кабинет. Две женщины что-то обсуждали возле кофемашины. Одна в форме, другая — в пальто, волосы убраны в пучок. Покопавшись в карманах, Ингрид нашла несколько монеток и подошла к кофемашине.

— Пока я теряю время среди садовых тачек и шайки взбудораженных остолопов, шеф и Николе заняты высокими материями. И после этого нам будут втирать о феминизации французской полиции.

— Утро на дворе, а Николе уже с головой зарылся в свои папки.

— Когда шеф вернется из боксерского клуба, он отметит его преданность и трудолюбие. Прелесть что такое.

— Майор занимается боксом?

— Тайским. Каждое утро.

— Как он находит время?

— Клуб здесь неподалеку. К тому же он рано встает.

— Вот почему он всегда такой невозмутимый.

— В этом я не уверена. В последнее время он выглядит напряженным. А срываться будет на мне. В этой роли я его очень привлекаю.

— Человек он непростой, зато сексуальный. Разве нет?

— Согласна, хотя порой я бы предпочла работать с дураком.

Ингрид вышла из комиссариата. У местных торговцев она узнала адрес боксерского клуба в китайском квартале.

*

Саша Дюген встретился с Рашидом Бахри в раздевалке. О таком спарринг-партнере можно только мечтать. Энергичный, доброжелательный, всегда подтянутый, он жил одним боксом. И тот оставил ему бесчисленные воспоминания и шрамы на лице. Они тщательно обмотали руки ремнями и надели шлемы. Рашид рассматривал Дюгена, улыбаясь краешком рта. У него был дар читать по лицу, и он прекрасно видел, что Саша чем-то обеспокоен. Дюген был уверен, что Рашид не станет донимать его расспросами. Он самый сдержанный человек на свете, но умеет выслушивать признания и, когда надо, забывать о них.