Искра жизни, Стр. 153

— Рут, — произнес он, наконец, после долгого молчания. — Если человек начинает жизнь заново, с самого начала, как мы с тобой, то ведь впереди у него должна быть целая бездна счастья, а?

Сад стоял в цвету. Но, приблизившись к дому, они увидели, что прямо за ним взорвалась бомба. Она разрушила всю заднюю часть постройки. Целым и невредимым остался лишь фасад. Сохранилась даже резная наружная дверь. Они открыли ее. Но она вела к груде обломков.

— Значит, он никогда и не был домом. Все это время…

— Хорошо, что мы не знали об этом.

Они молча смотрели на то, что так долго считали домом. Все это время они верили, что пока он стоит, у них тоже все будет хорошо. Они верили в иллюзию. В руину с уцелевшим фасадом. В этом была и ирония, и какое-то странное утешение. Эта иллюзия помогла им выжить, а остальное не имело значения.

Трупов они нигде не обнаружили. Хозяева, по-видимому, покинули дом до того, как в него попала бомба. Чуть в стороне, посреди развалин, они наткнулись на покосившуюся дверь. За ней оказалась кухня.

Эта маленькая комнатушка обвалилась лишь наполовину. Плита осталась целой и невредимой. Нашлось даже несколько сковородок и горшков. Печную трубу было нетрудно вновь укрепить и вывести через разбитое окно наружу.

— Ее можно растопить, — сказал Бухер. — Дров наверху хватает.

Он порылся среди обломков.

— Там внизу есть матрацы. Можно откопать их. Часа два работы. Давай сразу же и начнем.

— Это не наш дом.

— Он ничей. Ничего с ним не случится, если мы проведем здесь несколько дней. Для начала.

К вечеру у них в кухне было два матраца. Еще они нашли пару одеял, покрытых белой известковой пылью, и стул. В одном из ящиков стола лежали вилки, ложки и даже нож. В печи потрескивал огонь. Дым через трубу уходил наружу. Бухер продолжал копаться среди развалин.

Рут нашла осколок зеркала и тайком спрятала его в карман. Теперь она, стоя у окна, смотрела в это крохотное зеркальце. Бухер что-то говорил ей снаружи, она что-то отвечала ему, но глаза ее были прикованы к тому, что она увидела в зеркале: седые волосы, ввалившиеся глаза, горький рот, в котором не хватало многих зубов. Она долго безжалостно смотрела на свое отражение. Потом бросила зеркальце в огонь.

Вошел Бухер. В руках он держал подушку. Небо между тем окрасилось в яблочно-зеленый цвет. Вечер был необыкновенно тихим. Они молча смотрели в разбитое окно. До их сознания только сейчас по-настоящему дошло, что они одни. Они уже почти забыли, что это такое. Вокруг всегда был лагерь, толпы заключенных, переполненные бараки — даже уборная всегда была битком набита людьми. Иметь товарищей было хорошо. Но иногда угнетала невозможность побыть одному. Она давила, словно уличный каток, который раскатывает каждое отдельное Я, как асфальт, превращая его в некое общее, «братское» Я.

— Странно — вдруг оказаться одним, правда, Рут?

— Да. Такое чувство, будто мы — последние люди на земле.

— Нет, не последние, а первые.

Один из матрацев они положили так, чтобы, сидя на нем, можно было смотреть наружу через открытую дверь. Они открыли консервы и не спеша поужинали. Потом они сели бок о бок на пороге покосившейся двери. Из-за груды обломков проглядывали последние лучи заходящего солнца.