Ведьма с Портобелло

Для меня ничего на свете нет важнее счастья моей дочери, хотя я никогда не могла понять, почему она всегда выбирает такие трудные пути, такие нехоженые тропы. Но матери и не надо понимать: ее дело – лю­бить и оберегать.

И гордиться. Зная, что мы можем дать ей едва ли не все, она так рано ушла на поиски независимости. На этом пути она спотыкалась и падала, но считала делом чести в одиночку справляться со всем, что выпадало на ее долю. Сознавая, как это рискованно, она все же разы­скала свою биологическую мать, и это лишь крепче при­вязало нас друг к другу. Я понимала, конечно, что все мои советы и увещевания – защитить диплом, выйти замуж, принимать как должное и не жалуясь все труд­ности совместной жизни, не пытаться выйти за рамки того, что разрешает общество, – она пропускает мимо ушей.

И что же в итоге?

Мысленно сопровождая дочь во всех перипетиях ее судьбы, я сама стала лучше. Разумеется, я не понимаю, кто такая эта Богиня-Мать, как не понимаю и безумно­го стремления Шерин всегда окружать себя какими-то странными людьми и не довольствоваться тем, что до­стигнуто тяжкими трудами.

Однако в глубине души я очень бы хотела быть та­кой, как она, хотя, пожалуй, мечтать об этом уже немно­го поздно.

…Я собиралась было встать и что-нибудь пригото­вить, но она не разрешила:

– Хочу посидеть вот так, прильнув к тебе. Боль­ше мне ничего не нужно. Виорель, пойди в гостиную, включи телевизор – мне надо поговорить с бабушкой.

Мальчик повиновался.

– Я, наверно, причинила тебе много страданий…

– Вовсе нет. Скорей наоборот: ты и твой сын – ис­точник радости, вы – смысл нашей жизни, свет очей…

– Но я все делала не так…

– И хорошо! Сейчас могу признаться: в иные ми­нуты я тебя просто ненавидела. И горько раскаивалась, что не послушала доброго совета и не усыновила друго­го ребенка. И спрашивала себя: «Но как же мать может ненавидеть свое дитя?» Принимала транквилизаторы, ходила играть с подругами в бридж, остервенело зани­малась шоппингом – все ради того, чтобы как-то ком­пенсировать любовь, которую я тебе давала и, как мне казалось, не получала от тебя.

А несколько месяцев назад, когда ты в очередной раз решила бросить работу и денежную, и престижную, я просто впала в отчаянье. Пошла в соседнюю церковь, хотела дать обет, помолиться Пречистой Деве, чтобы ты вернулась к действительности, изменила свою жизнь, ис­пользовала возможности, которые так бездумно расточа­ешь и проматываешь… Я готова была ради этого на все.

Я долго смотрела на образ Приснодевы с младенцем. И потом сказала так: «Ты ведь – тоже мать, знаешь, что происходит. Требуй от меня чего угодно, но только спа­си мою дочь, потому что мне кажется – она неуклонно движется к гибели».

Руки Шерин, обнимавшие меня, напряглись. Она снова заплакала, но – по-другому, не так, как раньше. Я изо всех сил старалась овладеть собой.

– И знаешь ли, что я почувствовала в этот миг? Что Она отвечает мне. «Послушай-ка, Самира, – ска­зала Она, – мне тоже приходилось думать так. Долгие годы я страдала, потому что мой сын не слушал меня. Я беспокоилась за него, я считала, что он не умеет вы­бирать себе друзей, что не уважает законов, обычаев, веру, старших». Надо ли продолжать?

– Нет, я все поняла. Но все равно мне хочется по­слушать…

– А под конец Дева сказала: «Но мой сын так и не послушался меня. И сегодня я этому рада».

Бережно и осторожно, поддерживая ее голову, ле­жавшую у меня на плече, я высвободилась и подня­лась.

– Вас надо покормить.

Пошла на кухню, приготовила луковый суп – из пакета, разумеется, – согрела хлеб, испеченный из бездрожжевой муки, накрыла на стол, и мы пообедали вместе. Говорили о пустяках, но в такие минуты милые незначащие слова объединяют семью и как-то по-осо­бенному подчеркивают уют дома, за окнами которого буря выворачивает деревья и сеет разрушение. Конеч­но, под вечер моя дочь и мой внук уйдут, чтобы опять лицом к лицу встретить ветер, гром, молнии, – но та­ков был их выбор.

– Мама, ты сказала, что сделала бы для меня все что угодно, да?

Ну разумеется. Если нужно, я пожертвовала бы для нее жизнью.

– Ты не думаешь, что и я должна была бы сделать для Виореля все, что будет нужно?

– Я думаю, это инстинкт. Но не только – это еще и наивысшее выражение нашей любви.

Она продолжала есть. А я подумала-подумала, но все же не смогла сдержаться:

– Можно дать тебе совет? Будет суд, отец готов по­мочь тебе, если пожелаешь… Но ведь у тебя есть вли­ятельные друзья. Я имею в виду этого журналиста. Попроси его напечатать твою версию событий. Газеты много пишут о преподобном Баке, и в конце концов последнее слово останется за ним. Люди признают его правоту.